МАГИЯ ДРУЖБЫ

* * *
Все мы — баночки-скляночки, пузырьки и афишные тумбы — мы оклеены сплошь этикетками и другими бумажками, как диктует обычай.
О, этикетка, опознавательный знак человека!
У тебя широкое габардиновое пальто — значит, ты свой. У тебя на груди и на руках татуировка — для кого-то ты тоже свой. У тебя волосы лохматые и в руках гитара. Ты джентльмен, а ты проходимец. Свой, свой, свой...
Иных узнают по заграничной одежде, по темным очкам, по кепкам или подтяжкам. У иных — дорогие меховые шапки, которые достать нигде невозможно.
Но приходит время, и ты однажды сдираешь все это с себя и становишься чистым, как был изначально.
Долго я мучился. Я принял однажды от вас свою этикетку. Я был терпелив, я сидел за столом рядом с вами, боясь шевельнуться. Я боялся, не покажется ли кому-то, что мой галстук повязан слишком небрежно. Я боялся, чтобы мой локоть не попал к вам случайно в салат. Я боялся, что пуговицы вдруг застегнул не так, как надо (теперь-то я фигу засовываю, вместо пуговиц, в петлю).
Левою ножкой шаркнуть, мой мальчик, и поклониться. Приглашая на танец, нельзя проходить через зал. Даме следует руку поцеловать. Не прерывать говорящего, слушать его с уваженьем.
Я слушал. Стискивал зубы. Чуть ли не плакал. В отчаянье — до седьмого пота. Я боялся встать и уйти. Я боялся стукнуть его по плечу, не повредить бы суставы (у тебя, старичок, чужие слова — не украл ли ты их?), боялся упасть посередине зала, как в припадке эпилепсии, и в отчаянье дергаться, когда ты говоришь. Я боялся сказать, что кисель попал в твою дудку — разве сам ты не замечаешь этого, когда играешь на ней? Я боялся, боялся, боялся, а теперь говорю я — ступай-ка ты к черту!
Я был красивой сверкающей бутылкой, и меня оклеили этикетками, и солнце не отражалось в моем стекле.
Медленно сдираю с себя этикетки. Еще ощущаю клей, оставшийся от них у меня на коже, но скоро освобожусь и от этого.
Мой пуп — всего только мой пуп, почему я должен позволить наклеить на него этикетку?
Ребенок родился голым. Ему надели на голову голубенький чепчик, если он мальчик, и розовый — если он девочка. Хотя и без этого каждому было видно, что у мальчика есть то, что положено мальчику, а у девочки то, что положено ей...
Все мы бутылки, и банки, и афишные тумбы. Всех оклеивают и будут оклеивать. Это — обычай. Это необходимость.
И все же я говорю о диалектически неизбежной необходимости — необходимости сдирать.