Отправлено: 14.08.10 22:11. Заголовок: Знакомство на пляже. Отрывок из романа "Одинокая звезда"

Друзья мои, я начинаю публиковать здесь отдельные отрывки из моего романа "Одинокая звезда" - о великой любви. Эти отрывки разрешило опубликовать мне издательство АСТ, выпустившее книгу. Итак, представьте: 80-е годы прошлого столетия, Советский Союз еще жив, нравы пока строгие. Две подружки впервые без родителей приезжают на море - в поисках приключений.

Отрывок из романа "Одинокая звезда"

 Отправлено: 15.08.10 10:27. Заголовок: Танцы в Доме творчества. Отрывок № 2 из романа "Одинокая звезда"

Дом творчества находился довольно далеко от поселка - до него пришлось добираться автобусом. В тот день кинозал пансионата не работал, а в концертном зале шла какая-то скучная лекция, поэтому в Доме творчества собралась вся местная молодежь. Народу было - не протолкнуться. Танцы уже начались.
Молодые люди договорились, возле какой беседки будут встречаться, после чего Отар с Юлькой быстро затерялись между парами.
- Пойдем и мы, Оля. Красивое танго.
Серго ввел ее в круг танцующих. Она украдкой взглянула на него, и снова красота его лица больно резанула ее по сердцу. Это ж надо - золотые волосы и синие глаза. Ну, просто, солнце и море. И тени от ресниц на полщеки. Нет, лучше не смотреть - одно расстройство.
От близости его губ к ее лицу у Оли слегка кружилась голова. Он заглянул ей в глаза и довольно улыбнулся. Было невыразимо приятно чувствовать на талии его руки, положить свои на его плечи, прижиматься в танце к его груди. Он уверенно вел ее меж танцующих пар, ни разу ни с кем не столкнувшись. Разные люди окликали его, здоровались и с любопытством разглядывали Олю. Она ловила завистливые взгляды девушек и одобрительные парней. Чувствовалось, что ее партнер со многими здесь знаком и многие красавицы хотели бы оказаться на ее месте.
После очередного танца Серго подвел ее к условной беседке, где их поджидали Юлька с Отаром. Вдруг в темноте за танцплощадкой послышались шум драки и выкрики. К Отару подбежал высокий парень и, размахивая руками, стал что-то быстро говорить на своем гортанном языке.
- Посидите здесь, девочки, мы скоро, - сказал Серго. И они с Отаром куда-то поспешно ушли.
Через несколько минут Оля почувствовала, как ее сильно толкнули в спину. Обернувшись, она увидела незнакомую девушку, от которой разило спиртным.
- Отойдем, с тобой поговорить хотят. Незнакомка потянула ее за руку в темноту.
- Кто хочет, о чем? Никуда я не пойду!
- Да не бойся ты! - только на пару слов. Идем, тебе говорят.
Она затащила Олю за угол беседки и исчезла. Оля беспомощно огляделась. Перед ней выросла высокая брюнетка с сигаретой.
- Слушай, ты, моль белая! - Брюнетка сплюнула под ноги и швырнула сигарету в газон. - Убирайся отсюда, пока цела, и чтоб я тебя больше здесь не видела! Даю пять минут.
- Но за что? Что я тебе сделала?
- Он мой, поняла? Мой! Я с ним давно гуляю. У нас любовь! И если я тебя с ним рядом еще раз увижу - тебе не жить, так и знай.
- Но он сам меня сюда пригласил! Почему бы тебе с ним не поговорить? При чем тут я?
- Мне плевать, кто кого пригласил! Я тебя еще раз предупреждаю: если хочешь остаться целой, забудь о нем. И можешь не оглядываться - он к тебе больше не подойдет. Если жизнь дорога, сваливай отсюда, да побыстрее!
Насмерть перепуганная Оля еле отыскала скамейку, на которой сидела ничего не подозревающая Юлька. Схватив подругу за руку, Оля потащила ее к выходу.
- Что случилось? Куда ты меня тащишь? - отбивалась та.
- Юлечка, ни о чем не спрашивай. Надо побыстрее отсюда выбираться. Я потом тебе все объясню.
- Но давай хоть ребят подождем! Куда мы одни? Дорогу не знаем, да и страшно там, темно.
- Они не придут. Юленька, умоляю, идем скорее!
Когда они оказались за воротами Дома творчества, Оля, трясясь от страха, рассказала подруге об ужасной незнакомке и ее угрозах.
- А я что говорила. - Юлька тоже не на шутку перепугалась. - Подговорит местных - они, что хочешь с нами сделают. И эти тоже хороши - сами смылись, а нас бросили. Милиционеры, называется. Как же мы домой доберемся? Автобусы, наверно, уже не ходят.
- Я примерно помню дорогу - все прямо да прямо. Мы три остановки проехали. Будем держаться середины шоссе. А если услышим, что машина приближается, спрячемся в кусты. Только, давай побежим. Быстрее доберемся, и не так страшно будет. Может, автобус нас догонит, а там люди.
Взявшись за руки, они понеслись по темному шоссе, стремясь поскорее удалиться от этого страшного места. Фонари не светили, и дороги совсем не было видно. Справа от них чернели кусты, слева в долине виднелись далекие огни, а перед ними и позади них была полная темнота.
Они долго молча бежали, пока не выбились из сил. Тогда они перешли на шаг. Наконец, Юлька нарушила молчание:
- Ну, убедилась, насколько я была права? Нужна ты ему, как прошлогодний снег. У него тут баб - пол поселка. Радуйся, что еще легко отделалась. После такого и думать о нем не смей! Иначе - конец нашей дружбе. Я тебя, просто, уважать перестану.
- Юленька, клянусь, больше и не посмотрю в его сторону! Господи, какая я была дура! Вообразила себе невесть что. Все! Теперь, пока не узнаю человека, ни за что не влюблюсь.
- Ладно, не зарекайся. Ну, побежали, уже, наверно, поселок близко. Вон огни показались - может, доберемся без приключений.
Они снова помчались со всех ног. Вскоре пришло второе дыхание - бежать стало легче. Ни одна машина не обогнала их. Кругом стояла тишина. Лишь мощно гремели цикады да пересвистывались невидимые птицы.
Вдруг Юлька остановилась и прислушалась.
- За нами гонятся. Слышишь?
Они замерли. И правда, - вдали был слышен топот бегущих следом людей. Они явно догоняли девушек.
- Спрячемся. Сюда! - скомандовала Юлька.
Они залезли в колючий кустарник и присели, стараясь не дышать.
- Оля! Юля! - послышались близкие голоса Отара и Серго. - Девушки, где вы? Да остановитесь, наконец, не бойтесь! Это же мы!
- Ш-ш-ш! - Юлька прижала палец к губам и показала подруге кулак. Но та и так сидела, как мышка, боясь шелохнуться.
Гравий под ногами бегущих перестал шуршать. Ребята остановились совсем рядом.
- Они где-то здесь, - раздался голос Серго, - я чувствую запах ее духов. Ну-ка посвети сюда!
Луч фонаря метнулся по кустам и выхватил из темноты сидящих на корточках беглянок.
- А ну, вылезайте! - скомандовал Отар. - Чего вам вздумалось убегать? Нельзя было объясниться по-человечески? Какая муха вас укусила?
- Ах, по-человечески! - Исцарапанная Юлька разъяренной пантерой вылетела из кустов. - По-человечески! И это после того, как вы сбежали и бросили нас на съедение своим девкам? Нет, какую совесть надо иметь! Убирайтесь и не смейте к нам больше подходить!
- Каким девкам? - Глаза Серго удивленно расширились. - О чем говоришь, девушка? Мы не сбежали. Там драка была - местные абхазцы с грузинами сцепились. Нас позвали на помощь - мы же милиция.
Слезы потоком хлынули у Оли из глаз. Стараясь сдерживать рыдания, она закрыла лицо руками.
- Оленька, дорогая, не плачь! Кто вас напугал? - Расстроенный Серго все старался отвести ее руки от лица, чтобы заглянуть ей в глаза. - Ну не плачь, не рви мне сердце!
Но она только качала головой.
- Кто ее напугал? Он еще спрашивает. Да та, с которой ты гуляешь! - завопила возмущенная такой наглостью Юлька. - Пообещала ей глаза выцарапать, если вас вместе увидит. Ну и подружки у вас - прямо, бандитки какие-то!
- Это Сюзанна, - посерьезнел Отар. - Я тебя предупреждал - добром это не кончится. Все благородным хочешь быть. А с такими по-хорошему нельзя. Теперь я с ней буду говорить. Не хочет по-хорошему, поймет по-плохому.
- Нет, это мое дело! - Глаза Серго потемнели от гнева. - Я сам с ней разберусь, ты не вмешивайся.
- Ну, вы тут разбирайтесь, а мы пошли. Нам ваши дела знать ни к чему. - Юлька решительно потянула подругу за руку.
- Постой, Юля, - задержал ее Серго. - Оля, поверь, у меня с этой девушкой ничего нет. И не было. Это ей так хочется. Просто, я однажды помог ей - проводил пару раз до дому, когда ей один тут угрожал. Она и вообразила невесть что. Не гулял я с ней никогда - разве что в компании. Жизнью клянусь!
- Не надо клясться, Серго, ты совсем не обязан передо мной оправдываться. Ведь мы едва знакомы. - Голос Оли стал спокоен и сух. Она уже овладела собой и больше не плакала. - Нам, действительно, пора домой. Поздно уже, и хозяева будут беспокоиться.
- Завтра увидимся? - Серго робко тронул ее за руку.
Они уже дошли до дома девушек и остановились у порога.
- Не знаю, - пожала плечами она. И не поднимая глаз, скрылась за дверью.
- Ну? Что ты теперь намерена делать? - Подперев руками бока, Юлька обеспокоено глядела на подругу, встревоженная ее упорным молчанием. - Все начинать сначала?
- Я намерена спать. - Оля разделась и легла, укрывшись с головой простыней. - Какой безумный день.
Измученная всем пережитым, девушка быстро уснула. Ей приснилось, что она долго лезет в гору, цепляясь за скалы, а далеко внизу бушует море - да так, что брызги долетают до ее ног. Вдруг камень под ногой обломился, и она с криком полетела вниз, прямо в бурлящие волны. Тотчас же на вершине скалы возник Серго и бросился следом за ней. Он догнал ее и схватил на лету со словами:
- Не бойся, теперь ты спасена. Ведь ты со мной!
Сквозь сон Оля почувствовала, как кто-то трясет ее за плечо. Она открыла глаза и с сильно бьющимся сердцем села. Над ней склонилась Юлька.
- Ты чего кричишь? Весь дом перебудишь. Страшный сон приснился?
- Приснилось, что мы с Серго падаем в море. С высоченной скалы. А он меня уговаривает ничего не бояться. Юленька, давай завтра уедем в Гагру. На пару дней. Там Наташка Виноградова отдыхает с мужем, у меня ее адрес есть. Только засветло уедем, чтобы нас никто не видел. А хозяевам записку оставим. Давай?
- Конечно, поехали. Я в Гагре ни разу не была. Говорят, красивый городок, не хуже Пицунды. Может, вдали от него у тебя в голове хоть немного прояснится. А то ты совсем растерялась.
- Юля, как ты думаешь, он не врал? Как он сказал: "Жизнью клянусь!" Неужели можно так притворяться?
- Не знаю, подруга, не знаю. Похоже, он к тебе, действительно, неравнодушен. Но на пару дней расстаться полезно вам обоим. Вернемся - и все станет ясно. А теперь давай спать, если решили подняться пораньше.
Но сон покинул Олю. Она долго ворочалась в постели, потом встала, стараясь не разбудить уснувшую подругу, и вышла на лоджию.
В черном бархатном небе сияла огромная Луна. Ее серебристый лик - лик Вечности - глядел девушке прямо в лицо.
- Господи! - взмолилась неверующая Оля, обращаясь к Луне. - Помоги мне! Подскажи - что мне делать? Мне страшно! Вразуми меня.
Но Луна хранила молчание.

 Отправлено: 15.08.10 22:19. Заголовок: Знакомство на пляже. Отрывок № 1 из романа "Одинокая звезда"

Ольге не приходилось ломать голову, в кого ее дочь уродилась такой красавицей. Конечно, в своего отца — в Серго Джанелия. Боже мой, прошло уже восемь лет - а у нее такое чувство, будто все, что так круто изменило ее жизнь, произошло с нею только вчера.
Будто вчера она, аспирантка ленинградского вуза, загорала на пляже самого прекрасного на черноморском побережье курорта — Пицунды, куда уговорила ее поехать на отдых закадычная подружка Юлька.
— Это сон, сон! — твердила Юлька, отдыхавшая в Пицунде год назад с родителями. — Эту красоту невозможно описать никакими словами. Это рай! Его надо увидеть своими глазами хоть раз в жизни.
Целый год Оленька откладывала из своей аспирантской стипендии деньги на поездку. Уже перед самым отъездом ей немного подкинули родители. Правда, мать неодобрительно относилась к дочкиным планам относительно Пицунды, да и Юлька не внушала ей доверия.
— Вертихвостка! — ворчала мать в адрес подруги. — Одни мужики у нее на уме. Что у тебя с ней общего — не понимаю. И не нравится мне эта ваша затея! Почему не в Сочи? Зачем вам понадобилось в такую даль забираться? России вам мало?
— Но, мамочка, мы ведь взрослые люди! Нам уже за двадцать. У меня тоже мужики на уме. Ты что, хочешь, чтобы мы остались старыми девами?
Оленька не переставала удивляться полной неспособности своей матери понять, что дочь выросла. Ведь та до сих пор хватает ее за руку, когда они вместе переходят дорогу.
— Оставь ее! — вмешивался отец. — Пусть едет. Сколько можно ее за ручку водить? Ничего с ней не случится.
— Когда случится, поздно будет! Не забывай — это Грузия, там русским девушкам проходу не дают. А тут — молоденькие девчонки и одни, без старших. Вот украдут их, увезут в горы, где тогда искать?
— Мы сами старшие! — Оля не знала, смеяться или плакать. — И жить будем у русских людей, где Юля с родителями прошлым летом жила. Она уже с ними списалась, они нас ждут. Ну, мамочка, ну не волнуйся ты так. Мы же умные.
— Умные вы в своей математике! А в жизни вы полные дуры! Вас вокруг пальца обвести — раз плюнуть.
После подобных слов Оля затыкала уши и убегала в свою комнату. Она была абсолютно уверена, что с ней ничего не может случиться. А зря!
Там-то все и случилось - еще и как случилось! До сих пор все случившееся кажется ей невероятным, ослепительным счастьем, неизвестно за какие заслуги подаренным ей судьбой.
— Ну как? Что ты на это скажешь? — победно воскликнула Юлька, когда они, побросав чемоданы, прибежали на пляж.
— Не может быть! Так не бывает, — только и смогла промолвить Оля, оглядываясь вокруг. — Боже мой, какая красота!
Широченный и казавшийся из-за этого пустым пляж простирался далеко-далеко. До его середины доходила тень от высоких реликтовых сосен, источавших густой аромат, смешанный с запахом моря. Море тоже было необыкновенным. Оно совсем не походило на море в районе Сочи, куда Оленьку возили родители. Там море было довольно грязным, в воде плавали какие-то щепки и водоросли, а ходить по дну мешали большие скользкие валуны. И оно редко бывало спокойным.
Здесь море было тихим-тихим, будто шелковым, и пахло арбузами. Нет, не потому, что на берегу ели арбузы, - просто, у воды был такой запах. Его дно покрывал плотный песок, на котором так приятно было сидеть и лежать. Море было удивительно чистым и синим-синим, как небо над ним. На горизонте оно совершенно сливалось с небом. Временами Оле казалось, что она погружена в эту синеву и плавает в ней, как рыбка.
А еще там был пансионат, окруженный сосновой рощей. Возле его корпусов цвели великолепные розы — целые поляны роз. В маленьком кафе готовили вкуснейшие хачапури — большие румяные лепешки с маслом и сыром. И подавали ароматный кофе в чашечках.
Правда, в пансионат пускали не всех — только по пропускам. Но тоненькие девушки легко проскальзывали между прутьями ограды, отделявшей пляж пансионата от дикого пляжа - а дальше шли по берегу с беззаботным видом законных курортниц.
При пансионате имелся концертный зал, где выступали разные приезжие знаменитости. Однажды им посчастливилось попасть на концерт самого Хазанова. Никогда прежде Оля столько не смеялась. Они с Юлькой буквально уползали из зала, держась друг за дружку и сгибаясь от хохота. Правда, и остальные зрители выглядели не лучше.
Потом наступил тот день — третий день их пребывания в этой сказке. Ничего не предчувствуя, они с Юлькой лениво перекидывались в дурака на роскошном пляже пансионата. Впрочем, это Юлька играла без интереса, а Оля относилась к их занятию с присущей ей добросовестностью - и потому все выигрывала да выигрывала.
— Я дурак! — весело кричала на весь пляж Юлька после каждого проигрыша. — Я снова дурак! Я еще раз дурак!
Кричать — я дура! — она категорически отказывалась. Но за игрой почти не следила, а лишь непрестанно стреляла по сторонам своими черными, как маслины, глазами.
И дострелялась!
— Вах, какие хорошие дэвушки, а играют одни! Можно к вам присоединиться?
Акцент обращавшегося был явно грузинским.
Оля, приготовившись отшить незваного приставалу, подняла голову - и обомлела. И было отчего.
Перед ней стоял молодой Аполлон. По крайней мере, именно таким она себе его и представляла. Он был высок, строен, имел тонкую талию и широкие плечи. Под бронзовой кожей угадывались могучие мускулы.
Но более всего девушку поразило его лицо. Она не могла даже представить себе более прекрасного лица. На нем красовались длинные прямые брови, вполне римский нос, хорошего рисунка губы с ямочками в уголках - из-за чего казалось, что их хозяин все время затаенно улыбается. Над ровным прямоугольным лбом вились густые кудри цвета спелой пшеницы - и с ними так контрастировали угольно черные брови.
Но особенно потрясающими были его синие глаза, опушенные длинными густыми ресницами. Нет, это был не васильковый цвет, а настоящий темно-синий, как цвет моря у далекого горизонта.
А еще говорят, что по-настоящему синих глаз не бывает, — подумала Оля. — Вот же, бывают.
Товарищ Аполлона был носат и невзрачен. Как впрочем, и все остальные мужчины в мире, если бы их поставили рядом с этим синеглазым красавцем.
Забыв о приличии, Оля все глядела и глядела, не в силах оторвать взгляд от этого дивного лица.
— Что, дэвушка, смотришь так долго? — прервал ее затянувшееся созерцание молодой человек. — Может, мы знакомы?
— Не думаю. — Оля покраснела и быстро отвела глаза. — Просто, мне удивительно: грузин — и вдруг блондин. Черные брови и светлые волосы — это так необычно. Я думала, все грузины черные.
— Порода! — гордо улыбнулся незнакомец. — У меня прапрабабка была русская — из самого Петербурга. Видно, гены сказались. Ну что - принимаете нас в игру?
— Давайте! — Бойкая Юлька сгребла карты и принялась тасовать их по-новой. — Только сначала, может, познакомимся? Меня Юлей зовут, а ее Олей. А вас?
— Серго, — с готовностью представился Аполлон, — Серго Джанелия, а он - Отар.
— Вы здесь живете или отдыхаете?
— Отдыхаем у родственников Отара. Сами мы из Батуми. А вы?
— А мы из города Ленина. Слыхали о таком?
— О, Ленинград! — Лицо Серго озарила мечтательная улыбка. — Ленинград — любовь моя! Лучший город в мире. После Тбилиси, конечно.
Серго сообщил, что они служат в милиции и учатся заочно на юридическом факультете, а сейчас находятся в законном отпуске. Девушки, в свою очередь, рассказали новым знакомым о себе. Правда, болтала в основном Юлька, а Оля только поддакивала, охваченная непонятной, незнакомой доселе робостью. Ее неудержимо тянуло смотреть еще и еще на красивого Серго - но она понимала, что это неприлично, и потому сидела, потупившись, и отвечала невпопад.
— Как играть будем? Давайте, мы с Олей против Отара с Юлей. Вы согласны? — Серго улыбнулся притихшей девушке. Он, привыкший к женскому вниманию, сразу понял, что хорошенькая ленинградка влюбилась в него с первого взгляда. Скольких девушек сразила его неординарная внешность — он потерял им счет.
Но эта аспиранточка была какой-то особенной. В ее серых глазах угадывались незаурядный ум, чистота и внутренняя интеллигентность. С такой девушкой хорошо сидеть, обнявшись, на пустом берегу и слушать шум моря. Такую девушку хорошо любить. Пусть это будет недолго, но это будет хорошо. И ему, и ей.
Вот повезло! Теперь им с другом больше не придется скучать, коротая время в местном пивбаре. Как она смущается — просто чудо!
Он ловко сдавал карты, стараясь перехватить Олин взгляд, но она упорно отводила глаза. Однако игра есть игра. При ответе на его прямой вопрос девушке все же пришлось поднять на него глаза. Ее взгляд был серьезен и невесел. Как будто ей открылось что-то неведомое ему - и в этом неведомом было мало веселья и много печали.
Но о чем грустить? Жизнь прекрасна, и впереди у них такие чудесные дни! Она увидит, как он умеет ухаживать, говорить ласковые слова, от которых у девушек кружится голова и перехватывает дыхание. Она узнает, как он умеет любить. Ей с ним будет хорошо. Все будет хорошо! Гляди веселей, Оленька, у нас с тобой все будет замечательно.
Наигравшись, молодые люди отправились купаться. Море было волшебное — теплое и ласковое. Оно лениво колыхалось, плавно накатывая на берег.
— Давайте поплывем наперегонки, — предложил Оле Серго.
— Я плохо плаваю, — соврала она, — и глубины боюсь. Как почувствую, что глубоко, так от страха сразу тону. Нет, плывите сами, а я уж лучше у берега поплескаюсь.
— Как можно утонуть в таком море? — поразился молодой человек. — Смотрите: я могу в нем лежать, ходить, стоять, вообще не шевелить руками и ногами — оно меня все равно держит. Поплывем, Оленька, я буду все время рядом. Со мной вам ничего не надо бояться.
— Нет, не хочу. Плывите сами, а я лучше позагораю.
Девушка круто повернула к берегу.
Как ей хотелось поплавать с ним! До дрожи в коленках. Плыть рядом, касаться его рук, ощущать его прикосновения. Но внутренний, похожий на мамин, голос строго сказал ей, что этого делать не следует. И она послушалась.
— Э, трусишка! — Серго махнул рукой и стал быстро удаляться от берега. Вскоре его голова превратилась в точку, а затем и ее не стало видно за блеском воды.
— Наплавалась? — Держась за руки, Юлька с Отаром подошли и плюхнулись на песок рядом с ней. — А Серго где?
— Он туда уплыл, — Оля показала рукой, — давно уже. Его совсем не видно. Я что-то беспокоюсь, не случилось ли с ним чего.
— О, с Серго в море ничего случиться не может! Море его дом - он, как рыба, может в нем жить, не выходя на берег. Пойду, тоже поплаваю, поищу его.
Отар разбежался и, пройдясь колесом, влетел в воду, подняв тучу брызг. Девушки, прищурившись, глядели ему вслед. Вскоре и он исчез из виду.
— Ну что, подруга, попалась на крючок? Зацепил тебя этот смазливый грузинчик? — Юлька насмешливо взглянула на Олю. — Смотрю, ты совсем скисла. Возьми себя в руки — у тебя на лице все написано.
— Чья бы корова мычала! Ты со своим Отариком только познакомилась, а уже за ручку ходишь.
— Так то я! Мне хоть за ручку, хоть под ручку — ничего не значит. Я себя контролирую - не то, что некоторые. Ну что ты совсем скисла? Улыбнись сейчас же.
— Юлька, я погибла! Сама не знаю, что со мной. Меня к нему тянет, как магнитом. Понимаю, что это глупо, но ничего не могу с собой поделать. Все время хочется на него смотреть.
— Да уж, хорош! Ничего не скажешь. Не дай Бог в такого втрескаться. Я бы и сама не прочь с ним закрутить, но он, похоже, на тебя глаз положил. Только ты, Оль, не западай так сильно. Ничего серьезного у вас быть не может — ты же понимаешь. Покрутит он с тобой и укатит, а ты мучиться будешь, страдать. Ну красивый, ну погуляй с ним — и забудь.
— Понимаешь, подруга, дело даже не в красоте. Он какой-то необыкновенный, захватывающий... как природа, как небо, как это море. Я, просто, тону в его глазах. Просто, тону!
— Да-а! Похоже, ты влипла. Раз так, то мой тебе совет: возьми себя в руки и держись от него подальше. А не то сгоришь — одни головешки останутся.
— Я пытаюсь. Вот... не поплыла с ним. А знаешь, как хотелось. Но долго я не продержусь. Что делать?
— Что делать, что делать. Я тебе сказала, что делать. Давай уедем, пока ты совсем голову не потеряла. Завтра и уедем. Мало что ли других мест?
— Да ты что! Уехать от такой красоты? И ведь я его тогда больше не увижу. Нет, ни за что на свете! Пусть будет, что будет, как сказал старик Хоттабыч.
— Ну гляди. Я тебя предупредила, потом не жалуйся. Вижу, ты решила плыть по течению.
— Да, поплыву. Так ты думаешь — я ему понравилась? По-настоящему?
— Ну и глупа же ты, дорогая моя! Да у него таких — вагон и маленькая тележка. Как уедет, так и не вспомнит. Гляди, идут. Учти, что я тебе сказала и держи себя в руках.
Предмет их беседы и его друг быстро приближались. Олю снова сковала непонятная робость. Вот он идет и улыбается, и смотрит на нее. Ей казалось, что он видит ее насквозь и в душе посмеивается над ее смятением. Было невозможно взглянуть ему в лицо — оно ослепляло ее, как солнце.
Не поднимая головы, она молча встала и стала одеваться.
— Уходите? — Бронзовый, весь в сверкающих капельках воды Серго стоял перед ней, похожий на молодого Бога — всемогущего и неотразимого.
— Да, обедать пора.
Оле и в самом деле захотелось поскорее уйти, чтобы, разложив по полочкам свои чувства, получше разобраться в них и в себе.
— Оль, может, побудем еще, мне что-то есть совсем не хочется, — заныла недоумевающая Юлька. Не поймешь эту Ольку - то для нее счастье быть с ним рядом, то вдруг приспичило обедать.
Но Оля исподтишка показала подруге кулак, и та заткнулась.
— Девушки, может, вместе пообедаем? Здесь недалеко отличный ресторан — там такие шашлыки! Мы угощаем. Ну не уходите!
Молодые люди, раскинув руки, попытались загородить им дорогу. Но ловкие девушки, быстро пригнувшись, выскользнули у них из-под рук.
— Нет, мальчики, не уговаривайте — у нас еще есть дела. До встречи!
— А когда встретимся? Может, сходим вечером в Дом творчества, потанцуем?
— В Дом творчества? Это мысль! — загорелась Юлька. — Там, говорят, всякие знаменитости отдыхают, артисты. Стоит попробовать. Но как туда попасть? Там, наверно, тоже по пропускам?
— С нами везде пустят. Помните, как у Маяковского: "Моя милиция меня бережет". Мы их бережем, а они нас. Так вы пойдете?
Они договорились встретиться в шесть часов вечера на автобусной остановке. На том и расстались.
— Ну и чего ты добилась? — напустилась на подругу Юлька. — Сейчас шашлыки ели бы дармовые.
Юлька любила вкусно покушать.
— Теперь опять думай, что приготовить. Яичница уже в рот не лезет, колбасу я доела. Опять будем выстаивать очередь в столовой?
— Юль, помолчи, а? Если хочешь, догони их.
Оля почувствовала, что больше не в силах болтать с подругой. Ей вдруг очень захотелось побыть одной.
Она силилась понять, что с ней происходит. Мир вокруг вдруг странно преобразился: цветы стали ярче, запахи сильнее, звуки четче. Одуряюще пахла магнолия, оглушающе звенели цикады. Нервы девушки будто обнажились и по-новому остро стали реагировать на окружающую красоту. Неужели этот совершенно чужой, не знакомый ей человек, явился причиной таких чудес?
Фарфоровые цветы магнолии, серебристые стволы вековых сосен, синие кусочки неба между листьями деревьев — все говорило ей о нем, во всем она видела его образ.
Я схожу с ума, думала девушка, так нельзя, нужно взять себя в руки. Нужно отвлечься. Попробую почитать.
Она сняла с полки книгу и вышла на лоджию. Там, в тени под виноградными листьями, было тихо и прохладно. Оля устроилась поудобнее и открыла книгу. Однако из этого ничего не вышло. Буквы складывались в слова, слова в предложения, но их смысл не доходил до нее.
Промучившись над тремя строчками, она сдалась. Отложила книгу, закрыла глаза. И сейчас же ей явился Серго. С улыбкой он подошел и склонился над ней, как тогда на пляже. Она попыталась представить себя в его объятиях - и испытала настоящее потрясение. Незнакомая острая боль пронзила ее насквозь. Сердце бешено заколотилось и потемнело в глазах.
- Нет! — приказала она себе, с трудом переводя дыхание. — Прекрати сейчас же! Так и спятить недолго.
Она пошла в ванную, умылась и облилась холодной водой. Стало легче.
До встречи оставалось еще два часа. Юлька дрыхла, и будить ее не хотелось. Спать не хотелось тоже.
Оля вышла из дому и побрела по поселку. На раскаленных улицах было пустынно. Она свернула на узкую тропинку, ведущую через сосновую рощу к морю - и скоро оно открылось ее глазам. Море овеяло девушку прохладой и, как могло, утешило.
Она села у самой воды и долго сидела, потеряв счет времени, пока не почувствовала, что еще немного — и с ней случится солнечный удар. Тогда она встала и пошла домой.
— Где тебя носит? — напустилась на нее возмущенная Юлька. — Ребята уже два раза приходили. Серго тебя спрашивал. Где ты была?
— На море.
Сожаление о зря потерянном времени и радость предстоящей встречи охватили девушку. Все ее благие намерения тут же испарились.
Он скоро придет! Она снова его увидит! Скорее бы!
— На море? Чего тебя туда нелегкая понесла? Не поймешь тебя, Ольга. То ты с моря бежишь, то опять тебя туда тянет. Иди, перекуси на кухне да одевайся. Они вот-вот придут.
Юлька уже нарядилась и оживленно вертелась перед зеркалом.
— Как я выгляжу?
— На все сто!
Оля почувствовала, что страшно проголодалась, и с жадностью набросилась на еду, приготовленную заботливой подругой. Поев, она надела любимое голубое с белой вышивкой платье, подкрасила ресницы и слегка припудрила носик.
Из зеркала на нее смотрела взволнованная сероглазая девушка. У девушки было круглое лицо с тонкими бровями и по-детски пухлыми губами, обрамленное светлыми кудряшками.
— Очень даже ничего! — громко сказала она и покрутила юбочкой. — Он за нами еще побегает — этот Серго.
Будто легким ветерком повеяло на нее сзади. Оля быстро оглянулась и замерла: позади совсем близко стоял Серго и весело наблюдал за ее выкрутасами.
— Стучаться надо! — набросилась на него девушка. — А если бы я была раздета?
— Юля сказала, что ты готова. Дверь была открыта. Я вошел. Ты же на пляже была раздета. — В его голосе явно звучала ирония. — Что такого?
Он еще иронизирует! Скажите, пожалуйста!
Оля открыла рот, чтобы хорошенько отбрить нахала, но никакой достойный ответ не пришел ей на ум - и потому она так и осталась стоять с открытым ртом под его смеющимся взглядом. Положение спасла Юлька.
— Ну долго вы там? — закричала она нетерпеливо. — Идемте, наконец! Я танцевать хочу, просто умираю.

 Отправлено: 16.08.10 08:46. Заголовок: Скажи "да". Отрывок № 3 из романа "Одинокая звезда"

Они молча посмотрели друг на друга. Его глаза задали вопрос. Ее дали ответ. Все было ясно без слов.
— Ну что, разобрался со своими возлюбленными? — Юлька порой бывала невыносима. — Не выцарапают они нам глаза? Не повыдирают космы?
— Юля, вам ничто не угрожает. Никто больше не посмеет вас обидеть. Можете ходить куда хотите и с кем хотите. Ваша неприкосновенность гарантирована.
— Жизнью клянешься? — не унималась ехидная Юлька.
Они сидели на диком пляже и лениво перекидывались репликами. Оле мучительно хотелось остаться с Серго наедине, но она не знала, как это сделать. Господи, ну неужели он ничего не может придумать? Ведь время уходит. Их время!
Вдали в море показался маленький золотистый катер. Он быстро приближался, и скоро на его борту стала видна надпись «Золотая рыбка».
— Оля, хочешь покататься? — Синие глаза Серго испытующе глянули на замершую девушку.
— А мы? — подскочила Юлька. — Я тоже хочу!
— А мы, Юленька, пойдем ежевику собирать. Ты же ее любишь — сама говорила. Я тебе такие кусты покажу — не оторвешься. Там ягоды крупные-крупные, сладкие-сладкие! — Отар был неподражаем. — А в этом катерке всего два места. Завтра и мы покатаемся. Если захочешь.
Накануне Серго попросил родственника Отара дать ему на день «Золотую рыбку».
— Девушку хочу покатать, — сказал он.
Тот без слов разрешил:
— Девушку покатать — святое дело.
Родственник был в курсе их отношений.
— Смотри, чтоб ей хорошо было.
— Постараюсь, — коротко ответил Серго.
Море тихо колыхалось, переливаясь всеми оттенками синевы, — от голубого до темно-фиолетового. «Золотая рыбка» легко скользила по его блистающей глади, повинуясь уверенным рукам рулевого. Она уносила Олю в неведомую даль. Но это ее уже не пугало. Покойно глядела она на приближающийся незнакомый берег. Вот катер мягко ткнулся в песок — и мотор заглох. Предчувствие неотвратимого, близкого счастья охватило девушку.
— Господи! — обратилась она к тому, кто дал ей его. — Спасибо тебе! Благодарю тебя, Господи! Век буду на тебя молиться.
Она сидела и смотрела, как Серго спрыгнул на берег, закрепил страховочный трос и достал большой мягкий сверток. В нем оказался огромный пушистый плед. Он раскинул его в тени под нависшими над крохотным пляжем сосновыми ветвями. С трех сторон пляж ограждали высокие скалы, с четвертой его ласкало море. Море было совершенно пустынным — ни кораблика, ни далекого паруса, только белые чайки в густо-синем небе.
— Это Рай, — думала Оля. — Я в Раю. Надо покрепче запомнить все это, чтобы унести с собой, когда меня изгонят из него.
Скрестив руки на груди, Серго молча ждал, когда она подойдет. На негнущихся ногах она приблизилась к нему. Он прижал ее к себе совершенно.
— Скажи “да”. Иначе ничего не будет.
От великого смущения она спрятала пылающее лицо у него под мышкой, благо та оказалась рядом. Но он нашел его там, приподнял за подбородок и погрузил свой потемневший взор в ее глаза.
— Оля, скажи “да” — требовательно повторил он. — Да?
Голос его был глух, но тверд. Ну что ей оставалось делать?
Ее ответ он скорее угадал по чуть дрогнувшим губам, чем услышал. И сейчас же припал к ним своими крепкими губами.
Это было похоже на удар током, на землетрясение. Ноги у Оли стали ватными, и из-под них куда-то ушла опора. Но ее цепкий ум оставался пронзительно ясен.
— Я должна запомнить это ощущение, — велела она себе, — и это тоже, и это. Это мои драгоценности, которые у меня никто никогда не отнимет. Я буду копить их, чтобы потом, когда он покинет меня, перебирать в памяти и наслаждаться ими.
Теперь моя, — думал Серго, ловко управляясь с застежкой ее купальника. Теперь, девочка, от меня не убежишь. Все, отбегалась. Моя!
Поддерживаемая его сильными руками, она медленно опускалась. А ей казалось, что она летит вверх — в самые небеса.
Небо стремительно приближалось. Вот оно распахнулось, и Оля увидела несущиеся к ней звезды. От их нестерпимого сияния она закрыла глаза. Но самая крупная звезда проникла в нее и превратилась в маленькое теплое солнышко, которое осталось с ней навсегда.
А ее обостренные чувства собирали все новые и новые драгоценности − и скоро душа ее наполнилась ими до самого края.
Унести, унести все это с собой, ничего не растерять! — билась в голове только одна мысль. Спрятать и никому не показывать. О, как я теперь богата! Теперь мне ничего не страшно — никакая разлука. Ведь моя память всегда со мной.
Они вернулись в Пицунду, когда солнце опустилось в море и первые звезды зажглись на небе. Под взглядом онемевшей подруги Оля молча собрала свои вещи и перебралась в крохотную квартиру на краю поселка, которую подыскал для них Отар.

 Отправлено: 16.08.10 19:02. Заголовок: Разлука. Отрывок № 4 из романа "Одинокая звезда"

Как Оля ни умоляла мгновения не спешить, они бежали и бежали, увлекая за собой минуты, часы, дни. Однажды, проснувшись, она вдруг с ужасом поняла, что ее счастья осталось ровно на два дня.
— Прекрати паниковать, — строго приказала она себе. — Возьми себя в руки. И эти два дня пройдут — они не могут не пройти. И он уедет. Ты знала, что так будет. Ты не можешь с этим ничего поделать. Так не отравляй ему и себе последние дни.
И она продолжала улыбаться, показывая всем своим видом, что ей все нипочем. Но Серго, чуткого, как барометр, трудно было обмануть. Он знал, он чувствовал, как она страшится разлуки.
Бог послал ему девушку, похожую на утренний свет. Преданную ему абсолютно. Как он оторвет ее от себя — он не мог об этом думать. Но понимал, что не в силах ничего изменить. И потому молчал.
Только сердце его ныло все сильнее, все больнее.
Они старались поменьше бывать на людях, побольше наедине. Но где бы они ни появлялись, окружающие невольно умолкали и провожали их взглядами - такую любовь, такое сияние излучала эта пара.
Однажды на пляже, когда Серго отошел за мороженым, на его лежак присела Юлька. Оля неожиданно обрадовалась подруге. Они не виделись чуть больше недели, а казалось, целую вечность.
— Ну, как ты? — спросила Юлька. — Как поживаешь?
— Как во сне.
— Сны кончаются. Ты к этому готова?
— Готовлюсь.
— Когда он уезжает?
— Послезавтра.
— Уедет — возвращайся. Твоя кровать свободна. Смотри, без глупостей!
— Ну что ты, Юля. Все будет в порядке. А как у вас с Отаром?
— Все тип-топ. Так я тебя жду.
Заметив возвращающегося Серго, она исчезла.
И вот пришел этот страшный день. Утром Серго помог Оле собрать вещи. Потом она проводила его на автобусную остановку. В ожидании автобуса они молчали. Ведь слова ничего не могли изменить.
Подошел автобус.
Потом он уехал.
Мир не рухнул. Солнце сияло по-прежнему, и море осталось на месте.
Оля вернулась на старую квартиру. Тактичные хозяева сделали вид, что ничего не случилось, только хозяйка вернула ей деньги за дни отсутствия. Девушка попыталась отказаться, но та резким движением руки дала понять: эта тема обсуждению не подлежит.
До отъезда оставалась еще целых три дня. Один день Оля продержалась. На второй ей стало совсем худо. Заботливая Юлька старалась не оставлять подругу одну, чтобы та не сотворила чего-нибудь с собой, - но от ее сочувствия было еще хуже.
Только на море ей становилось немного легче. Она садилась в тени под старой сосной и устремляла глаза в одну точку на горизонте, куда унесла ее в то сказочное утро "Золотая рыбка". Она вглядывалась в эту точку до рези в глазах. Ей все казалось, что если очень долго, очень упорно туда смотреть и изо всех сил пытаться представить себе их катерок, то он материализуется, - и, может быть, снова отвезет ее в Рай, где ждет любимую самый прекрасный человек на свете.
Так она сидела и утром того дня, когда им тоже пришло время уезжать. Большинство отдыхающих уже разъехалось, и пляж был пуст. Юлька, уверившись, что подруга не собирается топиться, пошла укладывать вещи. А Оля все смотрела и смотрела на море их любви, силясь увидеть в нем то, чего так жаждала ее раненная душа.
Но море оставалось пустынным.
— Господи! — взмолилась девушка. — Ты был так добр ко мне! Прости меня за мою просьбу — я знаю, я не должна просить о невозможном. Но дай мне увидеть его еще раз. Только один раз! Последний. Потом делай со мной, что хочешь, - я на все согласна! Дай мне увидеть его еще раз, Господи, молю тебя!
Из моря вышел человек и направился к ней. Оля, вцепившись пальцами в траву, смотрела, как он приближается.
Это был Серго.
Я грежу, подумала девушка. Наверно, у меня поехала крыша. Пусть бы так и осталась. А может, это Бог услышал меня и сжалился надо мной?
Она подняла глаза к небу, но там никого не было. Тогда она перевела взгляд на подошедшего.
Это был несомненно Серго.
Бог пожалел меня и явил его мне. А вдруг это только видение?
— Ты настоящий? — осторожно спросила она и потрогала его руку. Рука была теплой. Капли воды блестели на его коже. Нет, похоже это на самом деле он.
— Это я, дорогая. — Сердце Серго сжалось при виде ее измученного лица. — Я настоящий.
Ты так храбро сражалась, снежинка моя. Ты была такая печальная. Когда автобус поехал и я увидел, как ты уходишь, у меня сердце оборвалось.
Я приехал домой — там нет тебя. Я ходил, как помешанный. Отар обещал все уладить на работе.
Я вернулся. Юля сказала, что ты все смотришь на море, будто ждешь чего-то. Я хотел сделать тебе сюрприз. Прости меня.
Оленька, я все сделаю, чтобы мы были вместе. Это будет трудно, но я постараюсь. Я с ума схожу по тебе. Скажи, ты согласишься уехать из Ленинграда? Если я позову.
— Хоть на край света.
— А твоя диссертация?
— Диссертацию можно писать где угодно. Можно и не писать.
Господи, о чем они говорят! Какая диссертация? Глупости все это! Она молила Бога явить его, и Бог сжалился над ней. Смотри же на него, смотри, запоминай каждое движение его губ, улыбку, взгляд, поворот головы, голос. Пусть говорит, что угодно, только бы не уходил, только бы побыл рядом еще немного. До автобуса у них целый час — шестьдесят минут, три тысячи шестьсот секунд. А в каждой секунде так много мгновений — целая вечность!
Остановись, мгновенье, ты — прекрасно! Ну хотя бы не лети так быстро.
Вот и он замолчал. Смотрит на нее. Как он смотрит на нее! Любовь моя, зачем ты покидаешь меня? Что за сила нас разлучает?
Бегут мгновенья, бегут. Не смей роптать — ты получила невозможное. Не забывай: за все надо платить. И чем больше берешь, тем выше плата. Тебе было дано так много! Готовься — расплата не заставит себя ждать.
Вот и вестник разлуки — Юлька. Стоит с чемоданами, поджидает. Неужели час прошел? Неужели час пробил?! Больно мне, больно!
Неблагодарная, ты же обещала больше не мучить Бога. Вставай, наберись мужества! Не забывай о своей великой цели. Может, все получилось, и ты уже не одна. Улыбнись любимому. Ему тоже нелегко. Как он говорил: не рви мне сердце. Может, сбудутся его планы — и они будут когда-нибудь вместе.
В одном она была уверена: он никогда не забудет ее. Но их будущее покрыто таким глубоким мраком!
Автобус. Вокзал. Их вагон. Последнее объятие. Прижмись, прижмись к нему покрепче! Как тогда. Плевать на глазеющих. Как пахнут его губы морем! Прощай, прощай мой ненаглядный, прощай - и прости!

 Отправлено: 16.08.10 19:38. Заголовок: Возвращение подружек с моря. Отрывок 5 из романа "Одинокая звезда"

Чем дальше уносил поезд Олю и Юлю от синего моря, тем сильнее хмурилось небо. Сначала на нем еще виднелись голубые островки, потом и они исчезли, затянутые серой хмарью. За Москвой небо откровенно разрыдалось. Его слезы крупными каплями падали на вагонное стекло, стекая по нему неровными косыми струйками.
Небо плачет по лету, — думала Оля, — оно не хочет с ним расставаться. Ведь впереди долгий холод и мрак. Как у меня на душе.
Всю дорогу она простояла в коридоре, прижимаясь лбом к холодному стеклу. Какой-то парень попытался заговорить с ней, но взглянув на ее отрешенное лицо, ретировался.
Юлька лежала на полке и злилась на подругу. Как было весело, когда они ехали на море! Они хохотали до упаду, резались в карты, флиртовали с москвичами из соседнего купе. Как те уговаривали их ехать с ними в Сухуми. Лучше бы они согласились. Но ей так хотелось показать Ольке Пицунду. Кто ж знал, что эта ненормальная встретит там своего грузина. Это ж надо так втрескаться.
Хорошо хоть не проревела всю дорогу. Молчит. Уперлась лбом в стекло и молчит. Какие мысли бродят в ее голове? Еще выкинет чего-нибудь, а ей, Юльке, расхлебывать.
— Оль! — позвала она подругу. — Зайди в купе, посиди со мной. Ну сколько можно стоять в коридоре?
Та не шелохнулась.
— Оля! — Юлька спрыгнула с полки. — Ты слышишь меня? Ну не молчи.
— Юля, не трогай меня.
— Нет, ты скажи: ты можешь сейчас что-нибудь изменить? Скажи, можешь? Правильно — не можешь. Тогда повтори десять раз: “Я не могу ничего изменить. Я не могу ничего изменить. Я не могу ничего изменить.” Вот увидишь — тебе станет легче.
— Я не могу ничего изменить, — безжизненным голосом послушно повторила Оля. — Я не могу ничего изменить.
— Так и повторяй, пока не полегчает. Раз ты ничего не можешь изменить, что толку себя казнить? Ведь не страдаешь же ты оттого, что не летаешь. Ну нет у тебя крыльев, так что теперь, умирать?
Крылья! Остановка, открытая дверь. Взмахнуть и полететь...
— Ты что, не можешь взять себя в руки? — упорно гнула свое Юлька. — Прекрасно можешь. Я тебя знаю — ты сильная. Заболеть хочешь? В таком состоянии к тебе любая болячка прицепится. И пойдет твоя диссертация коту под хвост.
Заболеть? А ведь Юлька права. Ей нельзя болеть. Ни в коем случае! Надо сейчас же перестать кукситься.
— Юлечка, я больше не буду. Честное слово. Видишь, я уже улыбаюсь. Не сердись. Хочешь в дурака поиграем?
Что-то слишком быстро она переменилась? Заболеть испугалась? С чего бы? Какая-то в ней тайна, будто... будто еще не все кончено. Словно она чего-то ждет. Словно прислушивается к чему-то.
А вдруг?! Десять дней и ночей под одной с ним крышей. В одной постели!
Ну, тогда она полная идиотка. Хотя с нее станется. Вообразит, что этим его удержит. Кого из них этим удержишь!
Юлька не была пай-девочкой и от запретного плода вкусила давно. Но ведь надо и голову на плечах иметь. Нет, она, Юлька, сначала устроится на хорошую работу, найдет достойного мужика, выйдет замуж, заимеет все, что необходимо для нормальной жизни, вот тогда можно и о ребенке подумать. Но не сейчас же, да еще когда у Ольки столько проблем впереди. О господи, хоть бы она ошиблась в своих подозрениях.
Но вот, наконец, и вокзал. Серое небо, серые лица. Пальто, плащи, зонты. И пузыри на лужах. Приехали. Опять пахать до следующего лета. Какая тоска!

 Отправлено: 16.08.10 22:37. Заголовок: Расплата. Отрывок 6 из романа "Одинокая звезда"

Приближались новогодние праздники. В институте царила обычная предпраздничная суета — репетировали новогодний концерт, развешивали гирлянды, рисовали зубным порошком на окнах снежинки. В актовом зале поставили огромную елку и поручили аспирантам ее украсить.
— У студентов занятия, — сказал им проректор по хозяйственной работе, — а вы дурака валяете. Займитесь-ка лучше елкой.
Так он охарактеризовал их усилия на поприще науки.
Стоя на лестнице, Оля развешивала елочные шары. Здесь и нашла ее Юлька. Со словами «тебе надо на переговорный» она сунула Оле в руки извещение и, не поднимая глаз, убежала.
Что это с ней? — удивилась Оля. — Юлька, погоди, куда ты?
Но та только затрясла головой и скрылась в коридоре.
— Не буду думать о плохом, — твердила себе Оля по дороге на переговорный пункт. — Все в порядке, ничего страшного. Ничего не случилось. Отар, наверно, что-нибудь сказать хочет. Или сам Серго.
Но предчувствие беды уже терзало ее душу.
— Оля! Оленька! — услышала она, холодея, глухой, как из подземелья, голос Отара. — Плохое скажу. Очень плохое! Нет больше нашего Серго. Совсем нет.
Господи, что он говорит? Как это — нет?
— Я не понимаю! — закричала она нетерпеливо. — Отарик, что ты говоришь? Как это — нет? А где он?
— Убили его. Тут ребенка украли. Совсем маленького. Денег много хотели. Сказали, по пальчику будут присылать. Родителям. Мы скоро нашли их. Серго первым пошел — как всегда. Ребенка спас, а сам… Пуля — прямо в сердце. Сразу умер. Он очень любил тебя, Оля. Но мы их тоже, — мстительно добавил он, — потоптали. Никто не ушел.
Убили? Его? Лучшего в мире человека? Его больше нет и никогда не будет? Совсем не будет?
— Не-е-ет! — закричала она в так громко, что в дверь кабинки заглянули. — Нет, не совсем! Он будет, будет!
— Оля! Что говоришь?
— У меня… во мне его частица! Его продолжение!
— Ребенок? — Голос Отара зазвенел от радости. — Ты ждешь ребенка? Значит, это правда? Спасибо тебе, родная! Когда ждешь? О, я дурак! Я приеду к этому сроку, обязательно приеду. Я буду с тобой. Береги себя! Много не плачь. Можно, я скажу его родителям? Его отец совсем плох.
Его родители! Ее отец! За что родители так ненавидят своих детей?
— Как хочешь.
— Разговор окончен, — металлическим тоном объявили им. Щелчок, и его голос отброшен за тысячи километров.
Вот она, расплата, — думала Оля, глядя в серое небо. Вот оно! Господи, ну почему он? За что? Он так любил людей! Он был лучше всех! За что ты покарал его? Почему не меня? Это жестоко, жестоко!
Молчи, несчастная! Бог знает, что делает. Может, малыш, спасенный им ценой жизни, станет великим человеком, мессией? Может, Богу твой любимый нужнее, чем тебе? Серго хотел, чтобы ты жила с Богом в душе — так не гневи же Бога!
Он молил Бога, и тот выполнил его просьбу: за всю жизнь никого не убить. Ты познала великое счастье. Не каждому оно дано. Он мог выбрать любую — он выбрал тебя. Ты мечтала унести с собой его частицу. И это тоже тебе было дозволено. А тебе все мало? Смирись и не ропщи! А не то!
О, нет! Господи, прости меня! Я больше не буду!
Вот о чем думала Оля, когда, еле передвигая ноги, брела домой. Как неживая, прошла она мимо отца с матерью, молча глядевших на нее, в свою комнату. Села в темноте на кровать. И снова стопудовая тяжесть горя навалилась на нее.
Пуля в сердце. Она представила, как пуля разрывает его кожу, ломает ребра, пронзает легкое, входит в сердце. Кинжальная боль молнией хлестнула вдоль ее тела, и она закричала, как раненый зверь.
И сейчас же тот, кого он оставил ей вместо себя, сначала мягко толкнулся, а потом недовольно заворочался у нее под сердцем.
Крик застрял в горле. Нельзя! Ей нельзя страдать. Потому что тогда страдает его дитя. Ей нельзя быть несчастной. Потому что тогда оно тоже несчастно. Надо жить, надо дать ему явиться на свет. Надо вырастить его счастливым человеком. Значит, надо самой научиться быть счастливой. Одной, без Серго. Ну что ж, она всегда была хорошей ученицей.
Щелкнул выключатель. В дверях стояли родители.
— Что случилось? Ты почему кричала? Господи, да на тебе лица нет! Доченька, что с тобой?
Ровным, лишенным всяких эмоций голосом она сказала:
— Я беременная. У меня будет ребенок.
— Что-о?! — закричал отец, багровея. — Что ты сказала? Беременная? От кого — от того грузина?
— Да.
— Я так и знал! Но как ты могла? Моя дочь! Моя гордость! Что скажут люди? Как я им буду смотреть в глаза? Какой позор! — Отец схватился за сердце. — Как ты могла так низко пасть? На пляже! С грузином!
— Все точно, — подумала Оля, — и на пляже, и с грузином. Все так.
И все совсем не так.
Слабая улыбка тронула ее губы. Это окончательно взбесило отца.
— Она еще улыбается! — закричал он. — Она еще смеет издеваться надо мной! Совсем стыд и совесть потеряла!
— Мне нечего стыдиться, — ответила она равнодушно. — Я никого не убила, не ограбила. Я полюбила мужчину и захотела от него ребенка. Это нормально.
— Замолчи, замолчи! Я не желаю слушать этот бред! Я требую его адрес!
— У него нет адреса.
— Совсем хорошо! Он тебе даже адреса не оставил. Но я его все равно найду! Я этого мерзавца из-под земли достану!
— Не достанешь. Он теперь по другую сторону.
— Не морочь мне голову! Что значит — по другую сторону? За океан сбежал, что ли?
— Его больше нет. Его убили.
Отец замолчал. Потом сказал:
— Жаль, что не я.
Есть слова, которые вслух произносить нельзя. Ни в коем случае! Никогда! Потому что они продолжают звучать и после того, как сказаны.
Так у Оли не стало отца.
Пуля пробивает Его кожу, ребра, легкие, входит в сердце. Это мог сделать ее отец.
Она посмотрела на него. Разве это ее отец? Кто этот чужой человек с перекошенным от злобы лицом? Что она делает в его доме? Скорее, скорее покинуть эти стены!
Вытянув перед собой руки, как слепая, она нащупала дверь, спустилась по лестнице и, как была раздетая, вышла на улицу. Дошла до остановки и села на скамейку, не ощущая холода.
Она долго сидела, окаменев — без чувств, без мыслей, не понимая, кто она и что здесь делает. Тут и нашла ее заплаканная мать.
— Оленька, пойдем домой! Он ушел. На завод пошел ночевать. О Господи, горе какое! Ну не сиди, доченька, вставай, простудишься. О себе не думаешь, так хоть ребеночка своего пожалей.
Ребенок! Ему холодно! Скорее, скорее назад, одеться. Одеться потеплее, а тогда уйти. Уйти навсегда из дома, где Его могли бы убить.
— Оленька, как же это случилось? — Прислонившись к дверному косяку, мать смотрела, как дочь собирает свои пожитки. — Такое горе! Кто ж его, а? За что?
— Он был милиционером, мама. Ребенка украли, а он его спас. За это и убили.
— Господи, хоть бы одним глазком на него взглянуть. У тебя фото его не осталось?
Она молча протянула матери фотографию Серго.
Как-то на пляже Оля уговорила Серго сфотографироваться крупным планом — чтобы только одно лицо. У фотографа не было никаких квитанций, а цветные фотографии стоили дорого, поэтому Серго засомневался. Тем более что фотограф был какой-то пришлый. Получат ли они свои фотографии? Не выбросят ли зря деньги? Ведь тот потребовал заплатить вперед, ссылаясь на дороговизну фотопленки и реактивов. Но Оля так просила, что Серго сдался.
Фотографии получились замечательные. На одной Оля ласково смотрела на Серго своими серыми глазами — с другой улыбались ей синие глаза Серго. Первую фотографию забрал себе он, вторую взяла она.
Прикрыв рукой подбородок, мать долго вглядывалась в его лицо. Вот, значит, каков он — тот, ради кого ее дочь забыла себя. Да, перед таким парнем мало кто устоял бы. Что же ты, сынок, не поостерегся и осиротил свое дитя?
— Он знал? — спросила она дочь.
— Нет, хотела ему сказать при встрече. Он должен был приехать. Теперь уже не скажу.
— Оленька, какой же он грузин? Светленький такой.
— Он грузин, мама. У него и отец, и мать грузины. Его прапрадед — грузинский князь — привез себе из нашего города синеглазую невесту. А на Серго ее гены сказались. Ну, я пойду.
— Куда же ты, доченька, на ночь глядя? Оставайся, переночуй, а уж завтра иди. Не уходи, прошу тебя!
Мать опять заплакала.
— Прости, мама! Но я здесь больше жить не буду — под одной с ним крышей. Ты же слышала, он пожалел, что не убил его сам.
— Да что ты его слушаешь, дурака старого! Со зла ляпнул. Огорчила ты его очень. Он же не знал, что да как.
— Прости меня, мама. Но я не останусь. Пойду в общежитие. Переночую у девчат, а завтра комнату сниму. Там много объявлений. Устроюсь — позвоню.

 Отправлено: 19.08.10 20:16. Заголовок: Серго вернулся. Отрывок № 7 из романа "Одинокая звезда"

Верная Юлька нанесла ей кучу книг о матери и ребенке. Из них Оля узнала, как от месяца к месяцу крошечный зародыш прибавляет себе все новые и новые клеточки и распускается, подобно цветку, превращаясь в человеческое существо. На седьмом месяце это уже готовый человечек. Он может улыбаться и плакать, спать и бодрствовать. Однажды на ее животе появился бугорок и стал быстро-быстро перемещаться слева направо. Она попробовала задержать его двумя пальцами, и в ответ ребеночек недовольно заворочался.
Наверно, поймала его за пятку или локоток, — с умилением подумала будущая мама.
Она старалась побольше разговаривать со своим маленьким. Ведь, находясь внутри нее, он слышит ее голос. И, может даже, запоминает отдельные слова. А уж интонации — точно. Она рассказывала ему, что делает, о чем думает, как ждет его появления на свет. Как она любит его. Она рассказала ему о его отце. Об их любви. О его подвиге. О том, какой это был замечательный, лучший в мире человек.
С фотографии Серго Оля сделала большой портрет − размером с человеческое лицо. Когда портрет был готов, даже фотограф им залюбовался.
— Какой красивый молодой человек, — сказал он. — Это какой-то артист?
— Это мой муж, — ответила Оля.
— Удивительное лицо! — заметил фотограф. — Нельзя ли мне с ним познакомиться? Хочу ему денежную работу предложить. И не пыльную. В свободное время.
— Нельзя, — сухо ответила Оля. — Он погиб.
— Ох, простите, не знал. А вы не будете возражать, если я такой же портрет повешу в витрине? Такая редкая красота. Как жаль!
— Повесьте, если вам хочется.
Теперь, проходя по этой улице, Оля видела в витрине фотоателье огромный портрет Серго. Он провожал ее взглядом и, казалось, смотрел вслед. Прохожие часто останавливались возле витрины и любовались красивым лицом ее любимого.
Свой портрет Серго она вставила в рамку и повесила на стену. Теперь можно было подойти к нему и поцеловать в губы. Его улыбающиеся глаза оказывались совсем близко. Тогда она целовала и их тоже. Правда, потом у нее болело в груди и сильно хотелось плакать − поэтому она позволяла себе целовать портрет лишь изредка.
Незаметно пролетела весна. Наступил июнь. В город пришли обожаемые Олей белые ночи. Как любила она их колдовской свет, делавший окружающий мир призрачным, нереальным. Прежде они с девчатами могли всю ночь бродить по городу, очарованные его красотой.
Ничего, думала Оля, вот родится мой человечек, подрастет — и мы вместе будем любоваться своим городом белыми ночами.
Схватки начались под утро. Перепуганная Фаина Степановна вызвала «Скорую» и в ожидании ее металась от двери к Оле и обратно. У нее все валилось из рук. Оля, как могла, успокаивала ее.
Она совсем не боялась родов. Все, что нужно было знать о них, она узнала из книг. Страдание? Разве это страдание! О, она знает, что такое страдание. Страдание — это когда пуля пробивает легкое и входит в сердце любимого. Когда кинжальная боль от одной мысли об этом разрубает тело пополам. Вот что такое страдание!
А то, что с ней сейчас происходит, это счастье, которого она так долго ждала. Ее малыш стремится на свет божий — как хорошо! Приходи, мое сокровище, скорее, я помогу тебе.
Не было ни страха, ни муки — было одно долгое и трудное ожидание встречи. Когда все кончилось, она посмотрела наверх… и не увидела потолка − на его месте было небо с несущимися к ней звездами. Как тогда.
И тут Оля услышала крик своего ребенка.
— Кто? — спросила она, с трудом шевеля запекшимися губами.
— Девочка. У вас дочка, — ответили ей, — такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
— Леночка, — прошептала она, — покажите ее.
Господи, ну пусть хоть немного, чтоб хоть немного — его черты.
Личико малышки поднесли близко, совсем близко к ее лицу. Оля увидела прямые брови — его брови, длинные слипшиеся ресницы — его ресницы. Ресницы разлепились, и на нее глянул большой синий глаз — его глаз.
Девочка оказалась точной копией своего отца.
Мой Серго! − подумала она. Мой Серго ко мне вернулся. Теперь он навсегда со мной. Благодарю тебя, Господи, за великую милость твою!
— Я же тебе обещал, — услышала она его голос, — что все будет хорошо. Будь счастлива, дорогая моя! И ничего не бойся — я с тобой.

 Отправлено: 19.08.10 20:18. Заголовок: Неожиданные гости. Отрывок № 8 из романа "Одинокая звезда"

Однажды хмурым ноябрьским вечером в квартиру Оли позвонили. Она открыла. На пороге стояли три женские фигуры в черном. Оля сразу догадалась, кто они - это были мать и сестры Серго. От Отара она знала, что отец Серго умер от горя, не пережив гибели единственного сына.
Молча прошли они в комнату, подошли к кроватке и долго глядели на малышку. Широко раскрыв синие глазенки, Леночка без страха смотрела на незнакомых теть.
— Это он, — наконец глухо сказала мать - и упала перед Олей на колени. — Прости нас, дочка!
— Прости нас! — эхом повторили его сестры, опускаясь рядом с матерью.
— Ну что вы, встаньте, не надо! — Оля бросилась к ним, пытаясь поднять. Но они только качали головами.
— Скажи, что прощаешь. Иначе не встанем.
— Прощаю, прощаю, конечно, прощаю! — торопливо заговорила Оля, — Встаньте, пожалуйста! Вы с дороги, раздевайтесь. Я сейчас ужин разогрею — покушаете.
Во все глаза глядела она на его мать и сестер, пытаясь найти в них черты Серго, - но ничего общего не находила. Все трое были настоящие грузинки — носатые и черные, как галки.
— Послушай, дочка, что скажу. — Мать неотрывно глядела на портрет сына. — Мы теперь твоя семья. У него в комнате висит точно такой же твой портрет, такого же размера. Как он любил тебя! - сказать нельзя. Все твердил: почему его предку можно было взять русскую невесту, а ему нет. Я волосы на себе рвать готова. Согласись мы тогда, может, живой бы остался. Все к тебе рвался, да отец не пускал.
А родителям того малыша стали бы присылать его пальчики, - подумала Оля. Нет, не мог Серго остаться в живых. Слишком сильно он любил людей, слишком был хорош для этого жестокого мира. Такие долго не живут — они Богу нужнее.
Ах, если бы она могла оказаться с ним рядом. В тот момент. Она бы оттолкнула его. Не дала бы убить. Собой бы закрыла, наконец. Отдала бы за него жизнь, не раздумывая.
А Леночка? Она ведь тогда умерла бы тоже. Бог не дал ей выбора.
— Я часто слышу его голос, — вдруг сказала Оля то, что не говорила никому, кроме Юльки. — Он разговаривает со мной. Это правда — я не придумываю.
— Как разговаривает?!
— Ой, только вы не подумайте, что я ненормальная! — спохватилась она, памятуя Юлькины наставления. — Я доктор наук — у меня с головой все в порядке.
— Да мы знаем, знаем!
— Понимаете, я иногда мысленно спрашиваю Серго о чем-нибудь, а он отвечает. Я слышу его голос где-то внутри себя. Часто с ним разговариваю. Подруга говорит, что это я сама за него ответы придумываю. Потому что мы очень близки были, понимали друг друга с полуслова. А я все думаю: может, это его душа со мной говорит? Он верил, что после смерти душа стремится к тем, кого любила при жизни. Я знаю, что когда умру, наши души соединятся.
Мать Серго перекрестилась. Потом заплакала:
— Что мы наделали, дочка! Зачем вас разлучили? Почему Господь не вразумил нас? Горе мне, горе!
Тут Оля, не выдержав, заплакала тоже. И сейчас же заплакала в своей кроватке Леночка. Тогда Оля взяла себя в руки.
— Не плачьте, мама! Теперь у вас есть внучка. Я научу ее любить и почитать вас. Приезжайте к нам и живите, сколько хотите.
— Ты тоже приезжай к нам, дочка. А хочешь, насовсем приезжай. У нас дом большой — всем места хватит. Сад есть, в нем мандаринов много, виноград. Горы кругом, воздух, лето круглый год. Леночке раздолье будет. Море рядом. Приедешь?
— Вот дочка подрастет — непременно приеду.
— С матерью твоей хотим повидаться.
— Завтра и повидаетесь. Мама у меня хорошая, добрая, рада вам будет. А сейчас ложитесь, отдыхайте. Она завтра придет перед моим уходом на работу – с Леночкой посидеть. Тогда и познакомитесь.

 Отправлено: 19.08.10 20:20. Заголовок: Переезд. Отрывок № 9 из романа "Одинокая звезда"

Леночка подрастала, умнела. В три года она уже знала все буквы и научилась читать. Оля очень хотела отдать дочку в садик, чтобы девочка привыкала к обществу других детей, не росла одиночкой. Но бабушка с Фаиной Степановной так восстали против этого, что она сдалась.
Леночке разрешалось почти все. Но при этом она с удивительным для такой крохи чутьем понимала, что можно делать, а чего нельзя. Юлька, бывая у них в гостях, с замиранием сердца наблюдала, как малышка пытается вдеть нитку в иголку, ножом отрезает хлеб, наливает горячий чай в чашку.
— Оля, она порежется! Или обварится! — возмущалась Юлька. — Ну как ты не боишься?
— Я не обварюсь, — уверенно отвечала за маму Леночка. — Я осторожненько. Давайте, тетечка Юлечка, я вам еще чайку налью. С сахарком.
Когда однажды заболели сразу и бабушка, и Фаина Степановна, Оле пришлось взять дочку на работу. На лекции та сидела тихо-тихо, словно мышка, и во все глаза глядела, как ее мама учит чему-то много-много больших дядей и тетей. И как они слушают ее маму. А на перемене эти дяди, и особенно тети, буквально затискали ее - пришлось от них спасаться у мамы под столом.
После этого Леночка стала часто просить маму взять ее с собой. В институте ей было интереснее, чем дома с бабушками. К четырем годам она освоила четыре действия арифметики и начала задавать такие вопросы, что Ольге пришлось купить для нее учебник математики.
Получив желаемое, девочка стала брать с собой эти книжки на лекции, чем очень веселила студентов. Было забавно наблюдать, как четырехлетняя кроха с деловитым видом листает учебник, поглядывая на доску, исписанную мамиными формулами.
В пять лет она сразила студентов громким замечанием с места:
— Мамочка, ты интеграл забыла нарисовать. Вот же тут у тебя он есть, а здесь нет.
Самое смешное, что она оказалась права. Увлекшись, Ольга действительно пропустила этот интеграл.
Пока Леночка была совсем маленькой, она почти не болела - сказывались заботы бабушки. Та внимательно следила, чтобы внучка тепло одевалась, вовремя кушала и соблюдала режим дня. Когда же бабушка слегла — сердце забарахлило и замучило давление — и девочка целыми днями стала пропадать у мамы на работе, общение с вечно чихающими и кашляющими студентами не пошло на пользу ее здоровью.
Однажды Леночка сильно простудилась. Кашель перешел в бронхит, бронхит — в тяжелое воспаление легких. После этого девочка стала болеть все чаще и чаще.
Врачи посоветовали свозить дочку на море. Ольга с Леночкой провели два месяца в Батуми. Там их буквально носили на руках. Катали по морю, возили в горы и кормили, кормили, кормили. Где бы они ни появлялись, их сейчас же усаживали за стол — и начиналась пытка под названием "угощение дорогих гостей". Друзья Серго и родители спасенного малыша завалили их подарками.
Леночкины двоюродные братья — сыновья сестер Серго — ни на шаг не отходили от красивой сестрички. Они ревниво следили, чтобы к ней не приближались чужие люди - будь то ребенок или взрослый. Было забавно наблюдать, как мальчики, взявшись за руки, усаживали на них, как на скамеечку, Леночку и так часами носили ее, словно слуги свою королевну. Девочка быстро научилась их языку и вскоре весело болтала со своими братиками по-грузински.
За эти два месяца Леночка поздоровела, окрепла. Но стоило им вернуться в Ленинград, как все началось сначала. В конце концов, врачи сошлись на том, что девочке нужен юг.
Ольге очень не хотелось оставлять маму, бросать кафедру, налаженный быт. Но выхода не было. В сыром и холодном Ленинграде ее дочь больше жить не могла. Наверно, сказалось и то, что отец Леночки был коренным южанином.
С работой, как всегда, помог Борис Матвеевич. В одном из вузов крупного донского города объявили конкурс на замещение должности профессора кафедры высшей математики. К тому времени Ольга уже имела это звание. Она послала документы на конкурс. И хотя никто из других докторов наук больше документов не подал, эта должность ей досталась с большим трудом.
Вся кафедра дружно проголосовала против ее избрания. Будущих коллег не интересовали ни ее научные заслуги, ни ее педагогический опыт — ничего. Ну не хотели они доктора наук — и все. Их вполне устраивало его отсутствие.
В Ленинграде такое в принципе было бы невозможно. Там любой вуз гордился бы таким приобретением. Имя Ольги Туржанской было известно не только в стране, но и за ее пределами, - а статус вуза напрямую зависел от количества в нем докторов наук и академиков.
Но и на ее известность в научном мире будущим коллегам Ольги было глубоко наплевать.
Тогда БМВ запустил в бой “тяжелую артиллерию”. Ректору вуза позвонил знакомый из ВАКа и предупредил, что если его подчиненные не примут "правильное решение", то вузу могут и категорию понизить. Поскольку там докторов наук — раз два и обчелся. А категория вуза — это ставки, должности и прочие блага.
Тут уже и ректор забеспокоился. Он вызвал к себе заведующего кафедрой математики и устроил ему выволочку. Тот сначала разводил руками и пожимал плечами — мол, а что я могу поделать, у нас демократия. Тогда ректор пригрозил досрочно объявить конкурс уже на его должность - по причине полного отсутствия достижений на поприще науки. И заведующий сдался.
О чем он говорил с подчиненными, что обещал, чем угрожал — об этом история умалчивает. Но в конце концов, с перевесом в три голоса кафедра, обливаясь слезами, проголосовала положительно. А уж ученый совет утвердил Ольгу единогласно. Так она стала профессором вуза в далеком южном городе, где никогда не бывала.
Она не потребовала у института квартиру, хотя по должности имела на это право. Удачно поменяла ленинградскую коммуналку на хорошую изолированную и уехала из своего любимого Ленинграда, оставив там дорогих ей людей, навсегда.

 Отправлено: 21.08.10 13:13. Заголовок: А когда мы встретемся у Амура??

Здравствуйте, Ира! А когда мы встретимся у Амура? А разве вы не хотели бы сами побывать в городе Хабаровске, у Амура, про который вы пишите? Я хочу вас пригласить в гости, Как вы к этому относитесь??
Иван - Ваш друг - Огнев - майлру - Мой мир

 Отправлено: 22.08.10 13:55. Заголовок: Здравствуйте, Иван. ..

Здравствуйте, Иван. Амур в названии моего нового романа - это не река, а статуя маленького бога любви Амура в Эрмитаже. Влюбленные договариваются, что, если они потеряют друг друга, в определенное время будут друг друга ждать возле этой статуи, потому что они трижды находили друг друга возле нее, так сложилось. Спасибо за приглашение, но до 1 сентября осталось всего ничего. Зато можно общаться в виртуале - слава Интернету.

 Отправлено: 22.08.10 14:01. Заголовок: Мальчик и девочка. Отрывок № 10 из романа "Одинокая звезда"

После сиротливой южнорусской зимы, после сырого и ветреного марта с его пыльными бурями и поздними снегопадами небеса ниспослали людям весенний подарок — апрель.
В его второй половине на донских просторах уже вовсю хозяйничала весна. Ощутив устойчивое тепло, из земли весело полезла молодая трава, набухли и порозовели на жерделах почки, а кое-где на самых верхних ветках они лопнули, явив миру прелестные белые бутончики. Небо, долгое время скрытое грязно-серыми облаками, умылось проливным дождиком, открыв взорам радостную синеву.
Пережившие очередную гололедную и слякотную зиму бледные горожане дружно высыпали на улицы. Невзирая на середину рабочей недели, городской парк средь бела дня был полон народу. С лотков бойко торговали сахарной ватой, мороженым и сладостями. Гремела музыка.
По центральной аллее праздно шатались сбежавшие с занятий студенты и старшеклассники. На скамейках грелся на солнышке люд постарше. Здесь со знанием дела обсуждали - и осуждали - современную молодежь, политиков и действия городских властей. Шум, смех, звуки лопающихся воздушных шаров и разные вкусные запахи плыли над аллеями парка и выплескивались на окружающие улицы.
На детской площадке было потише. В школах еще шли уроки, и на горках-качелях под наблюдением мам и бабушек резвилась, в основном, малышня.
Маленький мальчик, стоя на коленях в песочнице, старательно сгребал влажный песок в большую кучу. Мальчика звали Гена Гнилицкий. Гена был некрасив. На его худеньком личике выделялся длинный тонкий нос, которым он непрестанно шмыгал. Губы у Гены тоже были тонкими, а круглые серые глаза близко посаженными, из-за чего он немножко смахивал на обезьянку. Часто вытирая рукой в песке струйку под носом, Гена растер кожу над верхней губой - она раскраснелась, но мальчик не обращал на это внимания. Его беременная мама вязала неподалеку на скамеечке. Время от времени она отрывалась от вязания и укоризненно говорила: — Гена, возьми платок, высморкайся.
Но сын только отмахивался. Ему было некогда. Дело в том, что Гена строил тоннель. Он давно мечтал построить тоннель под песочной горой. Но то песочница оказывалась занятой, то какой-нибудь хулиган разрушал его постройку, а то она сама рассыпалась, когда Гена принимался проковыривать отверстие — но только ему никак не удавалось довести дело до конца.
И вот сегодня, кажется, все складывалось удачно. Во-первых, с ним была мама и, значит, хулиганов можно было не бояться. Во-вторых, песок был достаточно влажен и хорошо уплотнялся под ударами его ладошек. Значит, можно было не бояться за прочность горки.
Гена спешил. Он по опыту знал, что в самый ответственный, самый захватывающий момент его могут внезапно прервать и увести домой или в какой-нибудь скучный магазин.
Горка была почти готова. Точнее, это была не горка, а настоящая гора — большая, хорошо уплотненная и оглаженная Гениными ладошками. Теперь предстояло самое главное: прорытие самого тоннеля.
— Мальчик, а что это вы строите? — Тоненький голосок внезапно пролился на него откуда-то сверху, как струйка прохладной воды. Увлеченный своим занятием, Гена забыл обо всем на свете и не слышал, как к песочнице подошли. Он поднял голову.
Солнечный свет бил ему прямо в глаза. В его блеске Гена не сразу разглядел девочку, стоявшую у песочницы. У девочки были темные, почти черные, глаза и светлые локоны, сиявшие вокруг ее личика, как ореол.
— Это будет тоннель под горой, — нарочито грубым голосом ответил Гена. Он не любил девчонок и даже немного побаивался их. В детском саду девочки постоянно дразнились и не хотели сидеть с ним рядом из-за его скверной привычки облизывать все время губы и шмыгать носом.
— Меня тошнит от него! — брезгливо заявила хорошенькая Ирочка Соколова, когда ее посадили за один стол с Геной. И демонстративно пересела к кудрявому, похожему на ангелочка, Сашеньке Оленину.
После этого Гена возненавидел всех девчонок. А Сашеньку незаметно так ущипнул за мягкое место, что тот отчаянно завопил и стал быстро-быстро вертеть головой в поисках своего обидчика. Но Гена успел спрятаться за толстого Васю Репкина, которому и досталось от воспитательницы
Гена ждал, когда и эта любопытная девчонка уйдет, чтобы продолжить свое занятие. Но девочка не уходила. Наоборот, она проявила явный интерес к его замыслу. Склонив головку к плечику, незнакомка медленно обошла вокруг песочницы, чтобы разглядеть горку со всех сторон. Затем подняла с земли несколько сухих веточек и протянула мальчику.
— Воткни их сверху, — предложила она. — Это будет как будто лес на горе.
Гена послушно воткнул. И правда, горка еще больше стала похожа на настоящую гору, поросшую лесом.
— Мальчик, а можно я тоже буду играть с тобой в тоннель? — вежливо попросила девочка. — Ты будешь с той стороны делать отверстие, а я с этой. Можно, а?
— Ты же выпачкаешься. — Гена с сомнением посмотрел на ее светлый плащик и белые колготки.
— Ничего, я потом почищу. Мама, можно? — Девочка просительно взглянула на красивую даму, с улыбкой наблюдавшую за ними.
— Можно, доченька, — разрешила дама. — Только сними плащик, а то запаришься. Солнышко уже припекает.
Девочка отдала маме плащик и осталась в синем бархатном платьице, украшенном кружевным воротничком и такими же манжетиками. Она забралась в песочницу, встала на колени и выжидающе взглянула на Гену. И тут он увидел, что глаза у девочки не черные, как ему показалось вначале, а синие-синие, словно небо над далекими вершинами деревьев. И какие-то... переливчатые.
— Мама, мама! — воскликнул Гена. — Смотри, какие у девочки глазки, — как синенькие стеклышки.
— Худа у вас дочка, худа, — заметила мама Гены, любуясь девочкой. — Но какая же она красавица!
— Красавица? — Гена уставился на незнакомку. Он никогда не видел настоящих красавиц. Девочек, которых он знал, никто не называл красавицами. Гена думал, что красавицы бывают только в сказках или кино.
— Ты красавица? — удивленно спросил он, глядя на нее во все глаза.
— Так говорят, — кивнула девочка. — Но мама говорит, что это не главное.
— Как это?
— Она говорит, что главное — быть хорошей. Чтобы тебя любили за то, что ты хорошая, а не за красоту.
— Красивой тоже быть хорошо, — не согласился Гена. — Красивых больше любят, я знаю. Вот я некрасивый, и меня в садике никто не любит.
— Почему это ты некрасивый? — удивилась девочка. — Ты очень даже славный. И такой умный! Вон, какую горку построил и тоннель придумал.
Гена не поверил своим ушам. Значит, он не хуже всех? Раз такая замечательная девочка назвала его славным. Какое у нее необыкновенное личико! На него хотелось смотреть и смотреть. Губки у девочки были маленькие и сложены так, будто она только что проглотила что-то очень вкусное. И носик такой... аккуратненький. А глаза! Он никогда не видел таких глаз. Опушенные длинными тяжелыми ресницами, они казались то черными, то синими, то темно-голубыми, когда на них падал свет. И они так ласково глядели на него. Никто на него так хорошо не глядел, кроме мамы. Что там Ирочка Соколова — да она тьфу по сравнению с этой девочкой.
— Как тебя зовут? — робко спросил он.
— Лена, — ответила девочка, — а тебя?
— А меня Гена.
— Гена и Лена — вот здорово! — засмеялась девочка. — Прямо, в рифму. Ну давай рыть тоннель. Ты начинай со своей стороны, а я буду — со своей. Посмотрим, кто быстрее будет рыть.
— А как?
— Это же просто! С чьей стороны тоннель будет длиннее, когда наши пальцы соединятся, тот и рыл быстрее. Понимаешь?
— Понимаю. Ты тоже очень умная. Сколько тебе лет?
— Шесть. Но скоро будет семь.
— Ой, и мне шесть! И тоже скоро семь исполнится.
Гене стало хорошо и весело. Он азартно принялся выгребать песок из горки, время от времени украдкой поглядывая на девочку. Закусив нижнюю губку, она старательно выбирала песок обеими ладошками и, сложив их лодочкой, ссыпала в сторонку.
Работа спорилась. Генина рука уже почти по локоть погружалась в отверстие. Он с нетерпением ждал, когда сможет прикоснуться к девочкиным пальчикам.
Вдруг на вершине горки появилась извилистая трещина, а изнутри посыпался песок. Казалось, сейчас все сооружение рухнет. Дети замерли. Положение спасла девочкина мама. В ближайшей палатке она купила стаканчик ситро и полила сладким напитком горку. Ребята быстро загладили трещинку, и ее совсем не стало видно.
Но вот последние сантиметры были пройдены, и Генины пальцы коснулись пальчиков девочки. Какое это было замечательное ощущение! Дети сцепились ладошками и радостно закричали: “Ура! Ура-а!” Затем осторожно расширили отверстие и одновременно заглянули в него. Далеко-далеко по ту сторону загадочной темноты на Гену весело глядел глаз его новой подружки. Его мечта сбылась — тоннель был построен.
— Давай, — предложила Лена, — пусть наш тоннель будет как будто на берегу моря. Там много тоннелей. Ты когда-нибудь был на море?
— Нет, — грустно ответил Гена, — но я его видел по телевизору. А ты была?
— Да, меня мама возила прошлым летом.
— Расскажи про море.
— Море? — Девочка задумалась. — Оно такое... необъятное. А когда ветер, на нем белые барашки.
— Барашки?
— Ну да, на волнах такая белая пена, как белые барашки. А на берегу песок и камешки — называются галька.
Лена выбралась из песочницы, набрала горсть мелких камней и ракушек, рассыпанных по детской площадке, и обложила ими низ горки. Затем тонким пальчиком провела несколько волнистых линий.
— Пусть это будет как будто волны, — сказала она.
Дети сели на край песочницы и стали любоваться делом своих рук. Гена видел гору на берегу моря, прорезанную построенным ими тоннелем. В тоннель уходили две параллельные веточки — это были рельсы. Казалось, вот-вот загудит вынырнувший из тоннеля поезд. Под горой был пляж, усеянный галькой и омываемый волнами. Душа мальчика наполнилась незнакомой ему доселе радостью — радостью общения с отзывчивой душой милого ему человека.
— Ну, Леночка, попрощайся с мальчиком, нам пора, — услышал он. Но не сразу понял услышанное.
А когда понял, похолодел. Как? Сейчас эту чудесную девочку уведут от него навсегда? И он ее больше никогда не увидит? И снова останется совсем один? Правда, у него есть бабушка и мама -но бабушка вечно возится на кухне, а мама думает только о своих будущих детях.
И в детском саду с ним никто не дружит. А во дворе он вообще боится гулять. Там его всегда подстерегает этот Борька-верзила, который так и норовит подставить Гене ножку или ударить. Как он недавно вывернул ему руку! Так было больно! А Борька только смеялся и еще сильнее выкручивал. А потом пригрозил — мол, если Гена кому пожалуется, так и не жить ему на белом свете. А что, он может и убить, ведь у него есть финка в кармане — он сам хвастался.
Ну почему, почему он, Гена, такой невезучий? Почему у него всегда все самое лучшее отбирают? Вот и эту девочку сейчас уведут.
— Не-е-ет! — завопил он изо всех сил и вцепился в девочкино платьице обеими руками. — Не да-а-м! Моя! Моя девочка! А-а-а! Не пущу-у-у!
Слезы градом хлынули из его глаз — и еще сильнее потекло из носа. Но Гена уже не обращал на это внимания. Ему надо было во что бы то ни стало удержать, удержать свое счастье, не дать увести от себя. Он не мог достать носовой платок, ведь тогда пришлось бы разжать руки.
— Мальчик, мальчик, не плачь! — испуганно говорила ему мама Лены. — Мы придем сюда еще. Завтра же придем, не плачь!
— Гена, сейчас же отпусти девочку! Как тебе не стыдно! Отпусти, кому говорю!
Генина мама шлепнула сына и попыталась отцепить его пальцы от платья Лены.
— Гена, я, правда, еще сюда приду. Правда, приду. — Леночка растерянно глядела на рыдающего парнишку.
— Не-е-ет, не придешь, я зна-а-аю! Ты обма-а-анываешь! Все обма-анывают! А-а-а!
Он зарыдал еще громче, изо всех сил сжимая ее подол. Но где ему было справиться с двумя взрослыми?
Вдруг Гена почувствовал, что больше не может сопротивляться. Мальчик сильно побледнел.
Пусть ее уводят, - сдался он, - раз им так хочется. Он не в силах им помешать. Пусть.
Гена отпустил девочку, лег на песок и закрыл лицо ладошками, чтобы не видеть, как она будет уходить.
— Геночка, а ты попроси маму проводить нас. — Леночкина мама огорченно смотрела на убитого горем мальчика.
— Правда, проводите нас, пожалуйста! — поддержала ее Лена. — Мы здесь недалеко живем.
— Ну что ж, пойдем, сынок, проводим твою красавицу. Ну хватит, вставай, а то она уйдет. Слышишь меня?
Гена поднял на мать заплаканные глаза. Что она говорит? И вдруг до него дошло. Проводить? Ну, конечно! Какое счастье! Можно будет идти с ней рядом и разговаривать. И он узнает, где она живет. И может быть, подстережет ее возле дома когда-нибудь. И они будут вместе гулять. Вот здорово!
Он вскочил на ноги. Горе исчезло так же быстро, как и пришло. Мир снова стал ярким и радостным, а будущее — обещающим новые встречи.
Можно было жить дальше.

 Отправлено: 22.08.10 14:02. Заголовок: В детском саду. Отрывок № 11 из романа "Одинокая звезда"

— Вставай, сынок, в садик опоздаешь! — услышал Гена, но не пошевелился. Сон теплым облаком обволакивал его, и из него никак не хотелось выныривать. Скажу что заболел, подумал мальчик, что голова болит и нос не дышит. Может, пожалеют.
— Гена, пора! — опять пропел мамин голос. — Вставай! Леночка, наверно, уже встала, а ты все лежишь.
Леночка! Сон как рукой сняло. Гена вскочил и на одной ножке попрыгал в ванную комнату. Широко раскрыв глаза, бабушка изумленно наблюдала, как ее обычно сонный и вялый по утрам внук мгновенно умылся, оделся и без фокусов слопал завтрак. Не прошло и четверти часа, как он объявил: — Я готов! Пошли за Леной.
— Доброе утро! Заходите, — приветствовала их мама Лены. — Дочка уже ждет вас. Леночка, за тобой пришли.
Увидев свою названую сестричку, Гена только и сказал: “Ох ты!” Других слов, чтобы выразить свое восхищение, он не нашел.
И действительно, его подружка выглядела ослепительно. На ней было голубое шелковое платьице, вышитое бисером, ее золотистые локоны были схвачены невиданной красоты заколкой в виде букетика цветов на длинных стебельках. Свободно свисающие с головки цветы были похожи на настоящие, только в серединке каждого блестела золотая бусинка. Ее наряд дополняли голубые с вышивкой гольфы и лакированные синие туфельки с серебряными застежками. Нет, такой нарядной девочки Гена еще никогда не видел.
— Как я тебе нравлюсь? — Леночка развела двумя пальчиками юбочку, встала на носочки и повернулась вокруг своей оси.
— Ты похожа на принцессу, — признал Гена. — Но зачем ты так нарядилась? Сегодня же не праздник.
— Я хотела деткам понравиться. А что, не надо?
— Нет, ничего. Только... только у нас есть такие противные мальчишки. И девчонки тоже. Будут к тебе приставать.
— А как они пристают?
— Ну... по-всякому. Но ты не бойся — я тебя защищу. Я же твой брат.
— Гена, не пугай девочку. Леночка, не слушай его, у нас все детки хорошие. — Светлана укоризненно посмотрела на сына.
Но Гена знал что говорил. В их группе были очень вредные мальчишки. Они могли ни за что ударить, толкнуть или подставить ножку. Или стул из-под тебя выдернуть, когда садишься. А некоторые девчонки так щипались, что оставались синяки! Причем делали они это исподтишка или когда в группе не было никого из взрослых. Правда, Гену никто особенно не обижал, потому что боялись его маму. Но другим деткам доставалось от них изрядно.
Как-то они отнесутся к его названной сестричке? Гене было страшно даже подумать, что ее может кто-нибудь ударить или ущипнуть. Но кто? Олень — так прозвали Сашеньку Оленина — занят Ирочкой Соколовой и не отходит от нее. Со Славкой Гусевым он — Гена — справится легко. Вася Репкин девочек не обижает. А вот Венька Ходаков — это да! Этот никому проходу не дает. Придется драться.
Гена не любил драться. Во-первых, больно. Во-вторых, если ему попадали по носу — а по нему попадали всегда — из него обильно шла кровь, и ее очень трудно было остановить. Поэтому он предпочитал отступить, чем вступить в драку. Но если будет надо! Он шумно втянул носом воздух и засучил рукава. Пусть только попробуют!
Детский сад находился за углом. Оставив Гену и Лену в группе, Светлана пошла к директору. И началось!
Девочки, сбившись в шумную толпу, стали разглядывать новенькую и обсуждать ее наряд. А вот мальчики! Мальчики просто пошли на Леночку стеной.
Забившись в угол, девочка испуганно смотрела на них.
Этого Гена стерпеть не мог. Он загородил собой Лену и выставил вперед кулаки.
— А ну отойдите! Это моя сестра! — грозно выкрикнул он. — Кто ее тронет, убью!
— Подумаешь, цаца, — Венька скорчил рожу и показал язык. — А ну сам отойди, а то в глаз получишь!
— Не отойду! Только тронь, попробуй! — Гена почувствовал, как в нем закипает холодная ярость, наполняя все его существо. Он вдруг совсем перестал бояться. При мысли, что сейчас на его подружку может напасть эта толпа, весь страх куда-то испарился. Гена приготовился к бою.
Видно, что-то такое было в его глазах, из-за чего мальчики сразу отступили назад. И только Венька, который не мог допустить своего поражения при всех, кинулся на Гену. Они сцепились и покатились по полу.
Вдруг Венька заорал как резаный и схватился за ухо. — Он меня укусил, укусил! — вопил он. На его пальцах была кровь.
Гена стукнул его еще пару раз для порядка и встал.
— Ну, кто еще хочет получить? — грозно спросил он.
Больше желающих не нашлось.
Тут инициативу взяла на себя Лена. Она вышла на середину комнаты и добрым-добрым голосом, как ее учила мама, сказала:
— Мальчики и девочки! Меня зовут Лена Туржанская. Я приехала из Ленинграда. Я так нарядилась, чтобы вам понравиться. Я хочу со всеми дружить. Не надо драться, пожалуйста. Давайте лучше играть в "ручеек". Мы так во дворе играли. Это очень весело. А ты, Веня, помочи холодной водичкой ушко, и кровь перестанет идти. Ты сам виноват — ты же первый начал. Давай я тебе ушко платочком вытру. Ну не плачь.
Когда воспитательница вошла в комнату, она не поверила своим глазам. Вся самая шумная старшая группа, разбившись на пары, увлеченно играла в "ручеек". Правда, вначале чуть не произошел сбой. Дело в том, что, кроме Гены, Лену захотели выбирать и другие мальчики. Но Гена этого допустить не мог. Он снова и снова выбирал свою сестричку, из-за чего "ручеек" быстро пересох. Тогда Леночка объявила, что ее будут выбирать все по очереди, чтобы никому не было обидно. И игра возобновилась.
Так Гена изменил в группе свой статус. Теперь он сам мог назначать, кому сидеть за их с Леной столом − на правах брата. Потому что с ними захотели сидеть все мальчики, даже Сашенька. Но Гена остановил свой выбор на Васе Репкине. Во-первых, Вася был толстым и, значит, не очень привлекательным. Во-вторых, он девочек никогда не обижал, потому что был к ним равнодушен. Четвертой к ним за стол Гена пригласил Маринку Башкатову, живущую в соседнем подъезде. Маринка тоже была очень хорошенькая − хотя, конечно, с Леночкой ни в какое сравнение не шла.
Будем вместе ходить домой, решил Гена. Он представил, как идет между двумя красивыми девочками, держась с ними за ручки, как ходят Сашенька с Ирочкой. И эта картина ему очень понравилась.
Гена вдруг почувствовал, что со вчерашнего дня сильно изменился. Еще вчера он был маленьким плаксивым мальчиком, нуждавшимся в защите мамы и бабушки. А сегодня сам стал защитником замечательной девочки, красивее которой, наверно, нет на свете. И эта девочка сама его выбрала, назвала братиком. Значит, он этого достоин.
Вот только если б не нос. Из него постоянно выглядывала предательская сопля, которую приходилось все втягивать и втягивать. А из-за того что он дышал ртом, у него сохли губы, поэтому их надо было все время облизывать. Ну кому это понравится? Особенно во время еды.
Тут Лена будто прочла его мысли.
— Гена, хочешь, я покажу тебе, что нужно делать, чтобы носик прошел? Меня доктор в Ленинграде научила.
— Покажи, — попросил Гена. Да она, просто, волшебница, эта девочка. Неужели можно избавиться от этого ужасного насморка?
— Надо делать так. Потри сильно-сильно пальчиками вот здесь. — Лена прикоснулась к крыльям его носа. — А потом вот здесь. — Она показала на переносицу. — Три, три и считай до десяти. Ты умеешь считать до десяти?
— М-м-м, — ответил Гена. Немножко считать он умел, но вот до десяти...
— Ну повтори: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять десять.
— Раз, два, три, — послушно начал Гена, — четыре, пять... − Дальше он сбился.
— Давай еще раз, — терпеливо сказала Леночка, — повторяй за мной: шесть, семь, восемь...
С третьей попытки у Гены получилось. Но после того как он под этот счет потер там, где показала Лена, ему неудержимо захотелось чихнуть. Еле успел достать носовой платок.
— Ты неправильно сморкаешься, — укорила его девочка. — Надо сначала закрыть один носик, а в другой сморкнуть, а потом их поменять.
— Но у меня всего один носик, — робко возразил Гена.
— Ой, я не так сказала! — засмеялась она. — Не носик, а дырочку. Ты попробуй.
Он попробовал. И правда, из носа с шумом вылетел густой комок и сразу стало легче дышать. Он попробовал высморкаться еще. Нос прочистился. Гена теперь мог дышать с закрытым ртом.
— Ты так три почаще, и твой носик пройдет. А если горлышко заболит, надо потереть там, где гланды. — И Леночка показала, где.
— Тебе надо быть доктором, — решил Гена, — ты бы всех хорошо лечила. Ты такая добрая! У нас в садике дети часто болеют. Давай и их научим этому?
— Давай, — согласилась Леночка. — Только я не доктором хочу быть, когда вырасту. Я хочу быть, как мама, математиком. Это так интересно! Интереснее всего на свете.
— Кем-кем?
— Математиком. Это такая наука. Я тебе про нее книжки покажу. Они у меня дома.
Теперь, как только Гена чувствовал, что у него начинает закладывать нос, он тер места, показанные Леночкой, и нос откладывало. А после того как нос погрели в поликлинике, он перестал течь совсем.

 Отправлено: 22.08.10 14:04. Заголовок: Гена и Лена на море. Отрывок №12 из романа "Одинокая звезда"

Когда мама с дочкой остались вдвоем, Ольга передала Лене разговор с Отаром о напряженных отношениях между братьями и ревнивцем Геной.
— Сейчас все зависит от тебя! — внушала она девочке. — Или тебе удастся их подружить, или их молчаливая вражда перейдет в открытое столкновение. Гена владеет опасными приемами — может и покалечить. Он когда впадает в ярость, уже не соображает, что делает. Вспомни хулигана Борю. А ведь Гена тогда еще не занимался в секции. Конечно, твои братья постарше и их двое. Но Гена такой изобретательный. К тому же ему тоже достанется — ведь и у них кулаки есть. А нам с тобой все это ни к чему.
— Мамочка, я знаю, что им скажу. Во-первых, предупрежу, что если они будут ссориться, то не стану ни с кем дружить и даже разговаривать не буду. Пусть только попробуют дуться. А еще я расскажу братикам, как Гена меня спас от хулигана, как он был весь в крови, а сам все кидался на него. Они так любят смелых — всегда восторгаются папой и дядей Отаром. А Гене скажу, что он должен с ними дружить, потому что они мои братья. И если он тоже мне брат, то не должен с ними ссориться. Не беспокойся, у меня все получится — я их помирю.
— Только разговаривай с ними порознь. А если заподозришь что-то неладное, не молчи - сразу говори мне или дяде Отару. Хорошо?
— Конечно! Но ничего не случится, вот увидишь. Они же все меня так любят! Все делают, как я хочу. Мы и играть будем вместе, и за ягодами пойдем, и купаться. Я их попрошу научить его плавать, а то он не умеет.
— Без дяди Отара — ни в коем случае! Мы его бабушке обещали, что в воду Гена будет заходить только под нашим присмотром. Лена, смотри, никакой самодеятельности. Ты помнишь, как в прошлом году мальчик утонул? Как мама его кричала?
— Помню, — потупилась девочка, — обещаю без вас не звать его купаться.
— Договорились. Ну пошли, а то нас, наверно, заждались.
Захватив купальники и полотенца, они спустились вниз. Реваза с Джаватом там уже не было — их позвали домой помочь в огороде. Поэтому на море они отправились впятером.
Гена никогда не был на пляже — даже на Дону. Бабушка категорически возражала против его посещения. Она была убеждена, что пляж рассадник всякой заразы. Да и вода в реке кишит микробами.
Мальчик сначала даже растерялся, увидев такое количество обнаженных тел. Но поскольку взрослые и Лена вели себя, как ни в чем не бывало, он тоже решил не обращать внимания на полуголых мужчин и женщин, бабушек и дедушек, и детей всех возрастов.
Они переоделись и устроились в тени под свободным грибком. Дядя Отар приволок два лежака, на которых улеглись тети Оля и Юля. А Гена с Леной и дядей Отаром отправились купаться.
Вода показалась Гене неожиданно холодной. Но Леночка смело кинулась в нее и поплыла вдоль берега. — Гена, не бойся! — закричала она. — Это только вначале кажется, что вода холодная. Ты сразу окунись, и уже не будет холодно.
— Ну, герой, смелее! — подбодрил его Отар. — Не опозорься перед девочкой. Я обещал научить тебя плавать — и научу. Вперед!
Пришлось подчиниться. С замирающим сердцем мальчик окунулся в воду - и его будто обожгло холодом. По коже побежали мурашки, и она вся покрылась пупырышками. Как у ощипанного гуся.
— Шевелись, шевелись! — приказал Отар, — работай руками и ногами — сразу согреешься.
И правда, когда Гена окунулся еще раз, ему уже не было так холодно. Подплывшая Леночка взяла его за руки, и они с визгом принялись прыгать в воде, поднимая тучи брызг. Гена задыхался от восторга. Никогда еще ему не было так хорошо. Эта сверкающая на солнце изумрудная вода, эта девочка, лучше которой не было никого на свете, эти такие добрые к нему взрослые — все вместе наполнило его душу незнакомым прекрасным чувством. Он и не знал, что название этому чувству — счастье.
Теперь Гене совсем не хотелось выходить из моря. Но Отар объяснил, что в первый раз долго купаться нельзя ; можно простудиться и заболеть. Он ведь не болеть сюда приехал. Можно немножко позагорать и идти в тень, чтобы не перегреться. И решительно выгнал их из воды.
Потом дядя Отар с тетей Юлей уплыли, а Леночкина мама осталась с ними. Взрослые договорились ни на минуту не оставлять детей без присмотра. Сидя в тени под грибком, ребята стали играть в крестики и нолики, рисуя их пальцами на песке. Ольга загорала неподалеку.
Вдруг глаза Гены округлились, а лицо приняло изумленное выражение. Проследив за его взглядом, Лена увидела двух крох — мальчика и девочку — подходивших к ним. Открыв рот, Гена изумленно смотрел на голую малышку.
— И что ты такое особенное увидел? — поинтересовалась Лена, уже догадываясь, в чем дело.
— У тебя что... тоже так? — не глядя на нее, спросил он.
— Конечно! А ты что, не знал? Мы, девочки, этим и отличаемся сейчас от вас. А когда станем большими, у нас еще грудки вырастут, чтобы деток молочком кормить. А ты что же - думал, что у нас там так же, как у вас?
— Ничего я не думал. Я вообще об этом не думал. А... почему у вас не так, как у нас?
— Но ведь у нас оттуда детки родятся.
— Что-о?! Оттуда?
— Ну да. А ты думал - откуда?
— Я думал... что из живота, что живот режут... или как-нибудь еще. Слушай, а как они там появляются?
— Объясняю. У нас в животе есть такой мешочек с двумя веточками. — Лена нарисовала пальчиком на песке овал и провела от него две линии. — На этих веточках вырастает яичко. Когда оно созреет, отрывается от веточки и попадает в мешочек. А там в это яичко проникает ваша частичка, такая с хвостиком — у нее очень трудное название. Так образуется зародыш. Потом он растет и превращается в ребеночка.
— Откуда ты все это знаешь?
— Мне мама рассказывала. И у меня дома книжка такая есть. Перевод с французского. Там все написано и картинки нарисованы. Приедем домой - я тебе дам ее почитать. А тебе что, мама никогда не рассказывала про это?
— Никто мне ничего не рассказывал! — насупился Гена. — А как в ваш мешочек наша частичка попадает?
— Ну, Гена, это ты сам догадайся, — засмеялась девочка. — Посмотри на этих деток и догадайся. Ты же умный.
Гена растерянно взглянул на голых малышей, сидевших рядом с ними на корточках. То, что пришло ему в голову, было так невероятно, что... нет, в это невозможно было поверить.
— Как... туда? Да-а?! — воскликнул он, покраснев до пяток.
— Конечно! А как же еще? Но это можно только взрослым.
Ужасные мысли тараканами полезли Гене в голову. От них его даже замутило. Так вот, значит, как! Вот как это бывает! Значит, и его мама... и бабушка... и тетя Оля... И тетя Юля с дядей Отаром... И Лена... так будет делать? Какая гадость!
Не в силах больше находиться рядом с ней, он вскочил и понесся, не разбирая дороги, сам не зная, куда. Он бежал, наступая на лежащие тела, провожаемый возмущенными возгласами и ругательствами, пока не споткнулся о какую-то толстую тетку и не растянулся во весь рост. Отряхивая песок и потирая ушибленные места, он подошел к воде и сел. Сейчас сильнее всего ему хотелось никого не видеть и не слышать ; остаться одному, чтобы успокоиться и все обдумать. Но ведь не дадут.
— Что это с ним? Куда он понесся? — обеспокоенно спросила Ольга Лену. Та, опустив голову, молчала.
— Кажется, я догадался, — весело заметил подошедший Отар, глядя на игравших рядом малышей и Леночкин рисунок. — Девушка просветила молодого человека кое в каких вопросах бытия - а он к такой новости оказался не готов. Пойду, потолкую с ним.
Они видели, как Отар подошел к мальчику, сел рядом и стал что-то говорить. Тот молча кидал камешки в воду. Потом Отар встал и протянул Гене руку. Но тот остался сидеть, как сидел. Тогда Отар взял под мышку багрового Гену и принес обратно.
— Вы, если хотите, побудьте еще на пляже, а мы с Юлей сходим к нашим, — сказал он Ольге. — А то отец с матерью уже обижаются, что мы заскочили на минутку и сразу ушли. Они на Юлю и наглядеться не успели.
— Понравилась она им?
— О, еще как! Сразу в нее влюбились. Говорят — о такой только и мечтали. Никуда не отпустим, — говорят, — ни за какими вещами. Паспорт есть и хватит. А вещи, какие надо, здесь купим. А то уедет и не вернется. Уже потерять боятся.
— Значит, свадьба скоро?
— Скоро, скоро. Сегодня заявление подадим. Нас быстро зарегистрируют — меня в загсе все знают.
— А где она жить будет до свадьбы?
— Как где? В моем доме — где же еще. Спать в моей постели будет. Что мы, маленькие, что ли? Она мне жена - и этим все сказано.
— И чего ты понесся, как угорелый? — Лена насмешливо посмотрела на надутого Гену.
— Эти взрослые! Ненавижу! — вдруг выкрикнул он. — Нас все время поучают: этого нельзя, того не делай! Ах, как не стыдно, да разве так можно! А сами что вытворяют? В сто раз хуже! И как им только не противно!
— Ой, Гена! Ой, какой ты глупый! — Лена повалилась от хохота на спину и стала дрыгать в воздухе ногами. — Ой, не могу!
— Не вижу ничего смешного! — огрызнулся Гена.
— Ну как же не смешно? Когда ты такие глупости говоришь. Тебе уже семь лет, а ты рассуждаешь хуже маленького. При чем здесь взрослые, если Бог людей такими сделал? Пойми, люди так устроены! И не только люди. Ты же любишь собак. А они, между прочим, тоже так же рождаются. И кошки, и другие животные. Что же, их всех ненавидеть за это?
— Скажи, что никогда не будешь так делать. Обещай мне! — потребовал он, не поднимая головы.
— Еще как буду! Когда вырасту и влюблюсь, буду обязательно. А иначе - как мои детки родятся?
— Тогда влюбись в меня.
— Ну... не знаю. Ты ведь брат. А в братьев не влюбляются.
— Но ведь я ненастоящий брат.
— Ага, уже ненастоящий! Значит, отрекаешься? Больше не хочешь быть мне братом?
— Нет, хочу, хочу! Но я не хочу, чтобы ты... с каким-нибудь другим гадом... так делала.
— Но ведь это когда еще будет! Зачем сейчас об этом думать? Сто лет пройдет, пока мы вырастем. И потом — ты ведь тоже можешь влюбиться в какую-нибудь другую девочку.
— Если через сто, тогда ладно. Но, смотри, не раньше! И никаких других девочек, не надейся.
— Послушай, Гена. — Лена вспомнила разговор с мамой. — Реваз с Джаватом тоже мои братья. Они сыновья сестер моего папы. Я их очень люблю. И они меня любят. Поэтому ты должен с ними подружиться. Почему ты на них волком смотришь? Разве нельзя дружить всем вместе?
— Да, а чего они! Сами сели рядом с тобой, а я как отверженный. Это они на меня смотрят, как на врага. Пусть только попробуют тронуть!
— Гена, как тебе не стыдно! — с отчаянием воскликнула девочка. — С какой стати они будут тебя трогать? Ты сам не задирайся, тогда и тебя никто не тронет. Дай мне слово, что ты с ними подружишься. Ну, по крайней мере, постараешься подружиться. Иначе я не буду с тобой разговаривать. Ты этого хочешь?
— Нет-нет! — пошел на попятную Гена. — Конечно, не хочу. Но как я с ними подружусь? Ты же видишь — я им не нравлюсь.
— А ты будь поприветливее. Улыбнись, скажи что-нибудь хорошее. Или спроси про что-нибудь. Спроси, где ежевика растет? Или когда на рыбалку поедем?
— Не умею я так, Лена. И не буду к ним подлизываться. Первым не задираться обещаю, а там — как получится.
Реваз и Джават оказались легки на помине. Они появились на пляже и стали, озираясь по сторонам.
— Мальчики, мы здесь, здесь! — закричала Лена и замахала рукой.
Они заулыбались, заметив ее, и тут же нахмурились, увидев рядом Гену.
— Ну, что я тебе говорил? — Гена встал и демонстративно отошел от нее подальше. Сел возле самой воды и стал бросать в море камешки.
— Вот что, братики! — решительно сказала Леночка. — Гена мой друг. Мы живем в одном доме и ходим в один садик. Он меня защищает и не дает никому обижать. Он очень смелый. Один кинулся на взрослого хулигана, когда тот меня за руку схватил. Сам весь в крови был, а все равно бросался, пока того в милицию не забрали.
Гена гость. Бабушка и дядя Отар пригласили его поехать с нами. У него мама в больнице, а папы нет. Поэтому я вас очень прошу, не обижайте его. Пожалуйста, подружитесь с ним — он очень хороший и умный!
— Да, а чего он себя твоим братом называет? — возмущенно спросил Реваз. — Какой он тебе брат? Твои братья мы. Самозванец он, а не брат!
— Это мы с ним договорились, что будем как будто брат и сестра. Когда только познакомились. А вам что, жалко? Какая вам разница? Ну и пусть тоже считает себя братом. Что, трех братьев у сестры не бывает, что ли?
Мальчики недовольно молчали.
— Значит так, братики! — рассердилась Лена. — Или мы будем дружить вчетвером, или я буду везде ходить только с мамой. Я Гене обещала показать, где ежевика растет и кизил. Он же их никогда не пробовал. Обещала, что пойдем в горы и на рыбалку съездим. Выходит, я все наврала? Грузины все гостеприимные - а вы что же, не грузины?
— Ладно, девочка, — сдался Джават, — зови его. Будем мириться.
— Гена, иди сюда! — позвала Лена. — Ну иди, не бойся.
— Когда это я боялся? — буркнул Гена, но подошел. Они взялись за руки, и Лена, положив сверху свою ладошку, торжественно объявила:
— Мир, мир навсегда! Ссора с дракой никогда!
Так был положен конец их вражде. Ольга разрешила Лене с Геной еще раз искупаться, и вся компания ринулась в море. Реваз с Джаватом и Леночкой быстро поплыли от берега, а Гене осталось только с завистью наблюдать, как они удаляются. За дочку Ольга не беспокоилась — знала, что та научилась превосходно плавать еще в их прошлый приезд. Как зашла в воду, так сразу и поплыла - видно, способность держаться на воде передалась ей от отца. Да и ее братья были отличными пловцами и не спускали с Леночки глаз.
Но Гену Ольге стало жаль. Она представила, какие чувства испытывает верный друг ее дочери, и поняла, что надо ему помочь.
— Геночка, хочешь научиться плавать? — спросила она, заходя в воду. И получив утвердительный ответ, сказала:
— Самое главное: почувствовать, что вода может тебя держать. Что ты можешь лежать на ней и не тонуть. Тогда ты перестанешь ее бояться.
— А как? — спросил Гена. — Я и руками, и ногами гребу, а все равно тону. Сразу захлебываюсь.
— А ты сначала попробуй полежать на спинке. Иди сюда, где поглубже — чтобы тебе было по горлышко. Ложись на спинку и расставь руки и ноги пошире, не бойся. Не надо головку задирать — смотри в небо. Вот так. Видишь, у тебя уже получается.
И правда, Гена почувствовал, что лежит на воде и она его слегка покачивает. Это было очень приятно.
— Лежи, лежи, привыкай, — подбодрила его Ольга. — Ну, как, нравится?
— Очень! — с восторгом отозвался мальчик.
— Вот теперь, когда ты почувствовал, что вода тебе друг, а не враг, попробуй грести руками и помогай себе ногами. Давай, давай, не бойся — я буду тебя страховать. Только голову не поднимай, а то сразу станешь погружаться. Можешь ее поворачивать, смотреть по сторонам, но поднимать не надо. А если почувствуешь, что погружаешься, закрой рот, задержи дыхание и прими прежнее положение. Полежи, подыши и греби снова. Главное — не бойся! Ничего, я тоже сначала училась плавать на спинке.
Сдерживая желание задрать голову, чтобы осмотреться, Гена заработал руками и ногами ; и поплыл. Это было так здорово! От восторга он закричал и повернул лицо к Ольге — убедиться, что она видит, как он плывет. И сразу погрузился. Однако не испугался — лег на спину и снова поплыл.
— Очень хорошо! — похвалила его Ольга. — Не устал?
— Ни капельки! — гордо ответил мальчик.
— Теперь попробуем упражнение потруднее. Сначала выслушай меня. Лежи и слушай, пока не дам команду. Я буду тебя поддерживать, а ты перевернешься на живот. Снова широко расставишь руки и ноги, а дыхание задержишь, насколько сможешь. И опустишь лицо в воду. Ты будешь лежать на животе, а вода тебя будет держать. Как только захочешь вдохнуть воздух, повернешь голову набок, не поднимая ее из воды, вдохнешь, а затем снова опустишь. Главное, помни, что в этой позе ты погружаться не будешь.
Ну, что, давай попробуем? Готов? Переворачивайся, я тебя держу. Только голову не задирай.
Гена выполнил ее советы - и у него все получилось. Главное, он почувствовал, как должно располагаться в воде тело, чтобы она его держала. Остальное было делом техники.
Когда братья с сестричкой приплыли обратно, они с удивлением увидели самостоятельно плывущего Гену. Леночкина мама плыла рядом, время от времени подбадривая его. Так благополучно разрешилась и эта проблема.
Отару, убедившемуся, что мальчик неплохо держится на воде, осталось только совершенствовать его умение плавать. И вскоре Гена, овладевавший искусством плавания с присущим ему упорством, как всегда, когда дело касалось его взаимоотношений с Леночкой, стал плавать не хуже ее братьев. Ну почти не хуже. Если и хуже, то только чуть-чуть.

 Отправлено: 28.08.10 16:41. Заголовок: Гена и близнецы. Отрывок № 13 из романа "Одинокая звезда"

Возвращение в город, ставший для них родным, было одновременно и грустным, и радостным. Грустным из-за расставания с близкими людьми и ласковым морем − а радостным из-за предстоящих встреч. Гена радовался, что скоро встретится с мамой, которую не видел целый месяц. Леночка предвкушала встречу с любимой подружкой Маринкой и другими ребятами из детского сада. А Ольга уже соскучилась по своему рабочему столу, где ее ожидали незаконченные статьи, черновые записи с новыми идеями, еще не изученные журналы и непрочитанные книги. Да и по кафедре она, честно говоря, тоже успела соскучиться.
Отар довез их до дома, помог занести вещи, расцеловал всех, и попрощавшись, уехал на вокзал на том же такси. Он так спешил на обратный поезд, что отказался даже перекусить, как Ольга его ни уговаривала. А Гена, чмокнув дядю Отара в щеку, сразу понесся к себе домой.
Дверь ему открыла мама Света. Он повис у нее на шее и чуть не опрокинул своим весом. Светлана с Людмилой Ивановной изумленно глядели на мальчика. В этом крепком загорелом пареньке трудно было узнать прежнего хлипкого Гену.
— Мамочка, бабулечка! — завопил он. — Как я по вас соскучился! Мне дядя Отар удочку подарил! И гантели! Я на рыбалку ездил! Теперь буду на Дону рыбу ловить. Я вам подарки привез — они у Лены дома. Я их сейчас притащу.
— А может, сначала с братиками познакомишься?— спросила Света. — Неужели тебе не хочется их увидеть?
— Хочется, — покорно согласился он, — а можно, потом? Я только к Лене сбегаю. За своими вещами.
— Ну, беги. Воображаю, как ты им надоел.
— И вовсе нет! Они все ко мне так хорошо относились, особенно дядя Отар. Бороться меня учил. И плавать. Ой, мне столько надо вам рассказать! Я мигом.
Ему пришлось трижды спуститься к Туржанским, чтобы перетащить домой все свои вещи, гостинцы и подарки. Только после этого, вымыв без напоминания руки, он пошел знакомиться с малышами.
Мишка и Гришка недавно проснулись. Они лежали рядышком — два крошечных голеньких человечка с поджатыми ножками, раскинутыми ручками — и широко разевая ротики, хватали ими воздух в поисках пищи.
Фу, какие противные, подумал Гена, еще хуже, чем я представлял. И какие бесстыдники. Он увидел, как близнецы один за другим пустили струйки. Хорошо, что Лены нет рядом. Раскорячились! Все у них видно.
Он попытался прикрыть малышей пеленкой, но те, дрыгнув ножками, немедленно сбросили ее.
— Ой, какие хорошенькие! — услышал он ее голос. — Ой, какие миленькие! Ой, какие у них ротики! Какие пальчики крошечные! Ой, как они зевают!
Гена понял, что нагота малышей ее совсем не смущает, и успокоился. Раз она не видит в этом ничего особенного, то пусть. Тут младенцы завопили — сначала один, потом другой. Им надоело лежать на мокром и хотелось есть.
Во горластые! — изумился Гена. И откуда у них силы так орать?
— Сейчас-сейчас! — Светлана, не стесняясь ребят, обнажила груди и приложила к каждой по близнецу. Те мгновенно замолчали и, шумно вздыхая и постанывая, принялись сосать.
Гене это зрелище понравилось еще меньше, чем вид обнаженных близнецов. А Леночка, наоборот, пришла в еще больший восторг. Она села на скамеечку рядом с кормящей мамой и стала любоваться замечательным зрелищем. На предложение Гены пойти поиграть или погулять она только махнула рукой.
В дверь позвонили. Пришла Ольга звать дочку обедать. Они еще немножко полюбовались на Светлану с малышами, потом ушли, взяв с нее слово, что после обеда она позволит Лене подержать близнецов на руках и покачать их. Гена не захотел обедать у Лены. Он был сердит на свою подружку, что она так восторгалась младенцами и смотрела только на них, совсем забыв про него — Гену.
Будет теперь с ними сюсюкать целыми днями, с неприязнью думал он, то все в куклы играла, а теперь дорвалась. Что значит девчонки — они без кукол жить не могут.
В дверь опять позвонили.
— Гена, открой! — крикнула из ванной бабушка. — У меня руки в мыле.
Гена пошел открывать. На пороге стоял незнакомый дядька в кепке.
— Здорово! — сказал он. — Я Алексей. А ты, наверно, Гена?
— Ну Гена, — ответил Гена, не двигаясь с места.
— А я Алексей.
— И что?
— Что — что? Я Алексей, непонятно, что ли?
— Какой Алексей? Не знаю я никакого Алексея.
Гена твердо помнил, что незнакомых в квартиру впускать нельзя.
— Да ты что! Я же отец Миши и Гриши — братьев твоих. Тебе разве не говорили?
— Ничего мне не говорили. Бабушка, тут какой-то тип ломится. Говорит, что он отец близнецов. — Гена аж затрясся от негодования. Так вот кто причина всех их несчастий — и маминой болезни, и появления в доме этих противных младенцев. Такой же противный, как и они.
Гена отвернулся и ушел в бабушкину комнату. Теперь ему предстояло жить там − в их с мамой комнате поселились близнецы.
— Чего это он? — спросил гость Людмилу Ивановну.— Недоволен, что я пришел?
— Не обращайте внимания, — успокоила его та, — привыкнет. Он недавно с дороги, устал наверно.
Гена лег на тахту и уставился в потолок. Внутри у него все кипело. Так он скучал по дому, по маме! Наконец приехал, и что же? Полон дом чужих людей, а мама на него — ноль внимания. Вся поглощена своими близнецами. А теперь еще и этот явился — их папаша. Хоть из дому беги!
В комнату вошла Светлана.
— Ты чего лежишь один? Иди, познакомься с Алексеем. Он отец малышей и теперь часто будет к нам приходить.
— Уже познакомился, — буркнул Гена, — вот радость-то.
— Гена, ну что ты, как еж? Нельзя же так! Он хороший человек и тебе ничего плохого не сделал.
— Мамочка! — Гена бросился к ней, встал на колени и обхватил ее ноги руками. — Ну зачем они нам все? Как мы хорошо жили втроем — бабушка, ты и я, помнишь? Отдай ему этих близнецов, и пусть уходит. Я все буду для тебя делать! Буду слушаться, буду хорошим, вот увидишь!
— Гена, да ты с ума сошел! — всплеснула руками Светлана. — Как я могу их отдать? Это же мои дети! Такие же, как и ты. И люблю я их так же, как тебя. И потом, они же без меня умрут — им мое молочко нужно.
— Да, а этот тоже... будет сюда ходить, ходить, а потом насовсем поселится? Зачем он нужен?
— Не поселится, не бойся. У него есть своя квартира и жена.
— Как жена? — обомлел Гена. — Там жена, а здесь дети? Как это может быть? А ты ему кто?
— Никто. Только мать его детей.
— Ничего не понимаю. — Гена замотал головой. — Я всегда думал, что жена и мать детей — одно и то же. Разве бывает, чтобы женой была одна женщина, а мать детей — другая?
— Ты же видишь, бывает. Вырастешь — поймешь.
— А его жена знает, что у него есть дети в другом месте?
— Уже знает, — вздохнула Светлана.
— И что?
— А ничего хорошего. Что же теперь делать, если так получилось? Но тебя это совершенно не касается. Просто, веди себя с ним поприветливее.
— Знаешь, что я тебе скажу? — Гена сел и свирепо посмотрел на мать. — Вы, взрослые, еще хуже нас. В сто раз! Зачем вы все запутали? Почему эти близнецы родились здесь, а не там? Тебе что, меня мало было? Нас, как чуть что, наказываете, а сами что вытворяете?
Тут он с ужасом увидел, что мама горько заплакала.
— Прости меня, сынок! — сквозь слезы сказала она. — Знаю, я не должна была этого делать. Но как же теперь быть? Они ведь маленькие — их так жалко!
— Мамочка, не плачь! — Видеть материнские слезы Гена не мог. — Не плачь, ну прошу тебя! Пусть они остаются. И этот... пусть приходит. Я потерплю, только ты не плачь.
— Пойди, посмотри, что он делает, — попросила она, вытирая глаза и сморкаясь.
Гена пошел в мамину комнату. На кровати, прямо на покрывале, лежал Алексей, а на его груди покоились два свертка. Они лежали на боку носом к носу, и, вылупив глаза, глядели друг на друга. А он, тихонько баюкая их, с довольным видом что-то мурлыкал себе под нос.
От этой идиллии Гене захотелось бежать, куда глаза глядят. И он пошел к Лене. А куда же ему еще было идти?
Но лучше бы он туда не приходил. Лена с Маринкой играли в Гришку и Мишку. Они обмотали кукол полотенцами и баюкали их, приговаривая: — Не плачь, не плачь, мой маленький, сейчас мама тебя покормит.
И прикладывали кукол к груди. Воображали, что кормят их молоком.
При виде этой картины Гена чуть не взвыл. И тут Лена заметила его.
— Гена, привет! Ты чего такой?
— Какой? — проворчал Гена, глядя с ненавистью на кукол.
— Такой... перекошенный. Зуб болит?
— Из дому сбежал. Там этот пришел... Алексей. Видеть его не могу!
— Какой Алексей?
— Ну этот... папаша Гришки и Мишки. Нянчится с ними.
— Ой, правда? Маринка, это папа малышей. Бежим, посмотрим, какой он. Похож на них или нет.
И побросав кукол, они унеслись. А Гена взял книжку и сел на лоджии. Идти домой ему совсем не хотелось.
Вернулись девочки нескоро. И Лена сразу напустилась на него:
— Ты почему себя так ведешь? Почему даже не стал разговаривать с дядей Лешей? Он имеет право к своим детям приходить. Они же его дети! Он их папа, понимаешь ты это?
— Но у него своя жена есть! Пусть с ней и заводит детей. Зачем моя мама с ним связалась?
— Ты, Гена, дурак, вот что я тебе скажу, — вмешалась Маринка. — Может, его жена больная и у нее нет детей. Не твоего ума это дело. И не лезь, куда тебя не просят. Ты свою маму не имеешь права осуждать, а обязан помогать ей и жалеть. Иначе тебя Бог накажет — вот посмотришь!
— Слушайте, как вы все мне надоели! — не выдержал Гена. — С вашими поучениями и нотациями. Просто, не знаю куда деваться! Думал, здесь будет спокойней, а здесь то же самое.
И хлопнув дверью, он пошел домой. Но совесть потихоньку начала его мучить. Действительно, что на него нашло? Алексей этот — да пусть ходит! Меньше ему, Гене, придется с малышами сидеть. Может, он маме помогать будет − деньгами или еще чем.
И маму он довел до слез. Гене стало стыдно за свое поведение, и он решил исправиться. Зашел в комнату, где лежал Алексей с малышами, и сделав над собой усилие, подошел к кровати. Алексей молча смотрел на него. Он боялся разбудить уснувших близнецов.
— А у меня складная удочка есть, — не придумал ничего лучшего Гена. Все-таки какой-то мужской разговор.
— Здорово, — шепотом ответил Алексей. — Значит, пора на рыбалку. Организуем?
— А пустят?
— Уговорим. Что мы — не мужчины? Для женщин мужское слово должно быть законом. Скажем твердо: идем на рыбалку — и точка. У меня есть заветное местечко — без рыбы не останемся. С лодки будем ловить.
— О, я ловил с лодки! — горячо зашептал Гена. — Вот таких рыбин!
Он широко развел руки, чтобы показать размер улова. Но Алексей не поверил.
— Врешь, небось! — сказал он, — что-то я таких на Дону не ловил. А я рыбак со стажем.
— Это не на Дону — это на море было. Правда-правда! Это черноморские акулы — катраны. Мы восемь штук поймали. А потом жарили. Вку-усные.
— И как? Долго ловили?
— Нет, что вы! Только удочку забросим — сразу хвать. Уже катран на крючке. И начинает крутить лодку — сорваться хочет. Но где там! Дядя Отар у него из спины ядовитый шип выломает и — в лодку катрана. Он попрыгает-попрыгает и затихнет.
— Слушай, ты просто какую-то рыбацкую сказку рассказываешь. Неужто такая рыбалка бывает? Надо будет хоть раз в жизни попробовать.
— А вы на будущий год поезжайте с нами в Батуми. Там и попробуете.
— Э, до будущего года еще дожить надо. Да и как же я поеду? А близнецы? Не, я без них долго не могу. Вот подрастут, тогда все вместе поедем на твое море. А пока на Дону порыбачим. Таких рыбин, конечно, не поймаем, но на уху хватит.
— Я вам фотографии покажу, тогда вы сразу поверите.
Гена достал из рюкзака конверт с фотографиями. На одной из них он, стоя на берегу, держал за жабры двух здоровенных рыбин с открытыми ртами − их головы были на уровне его плеч, а хвосты лежали на песке.
— Вот они, катраны! — гордо сказал он. — Еле их держу. Теперь верите?
— Ничего себе! — Алексей положил близнеца рядом с собой и поднес фотографию поближе к лицу. — Вот это улов! Завидую тебе.
— Можете разговаривать нормально, — сказала Светлана, заходя в комнату. — Они пока такие маленькие, что разговоры им спать не мешают.
Она взяла близнецов и положила в кроватку.
— Идемте обедать — все готово.

 Отправлено: 28.08.10 16:44. Заголовок: Как Гена влюбился в Лену. Отрывок № 14 из романа "Одинокая звезда"

— Тебе не обидно, что Лена теперь водится не только с тобой? — спросил он как-то Маринку Башкатову. — Прежде мы втроем ходили домой, а теперь за ней целая толпа увязывается.
— Ничуть! — удивилась Маринка. — А что тут обидного? Так даже веселее и хулиганы не пристанут. А тебе что, это не нравится?
— Нет, — признался Гена. — мне нравится, когда она водится только со мной.
— Почему?
— Не знаю.
— А я догадалась, — понизив голос, заговорщически сказала Маринка, — ты, Гена, в нее влюблен. Как Ирочка в Сашеньку. Она тоже не выносит, когда он с другими девочками водится.
— Может быть... — Гена задумался. — Только ты не вздумай ей ляпнуть об этом. Проболтаешься — убью!
— Да ты что! Да я себе язык скорее откушу! — поклялась Маринка. И тут же натрепалась Лене об их разговоре. Правда, Лена не обратила на него никакого внимания. Объяснений в любви она уже наслушалась предостаточно, и они ей успели надоесть. А по поводу Гениной любви она вообще не переживала. Ведь он до сих пор оставался ее братом, пусть названым, но братом. А братья, как известно, в сестер не влюбляются. Почему — она не знала, но знала, что есть такой уговор.
Но для Гены Маринкины слова стали настоящим откровением. Несколько дней он ходил задумчивый, а Лену даже избегал. Так вот, что с ним происходит! А он-то гадал, почему не может видеть, как она улыбается другим мальчикам. Да он ее просто ревнует! И к девочкам тоже. Хотя к девочкам, кажется, не ревнуют. Наверно, он очень сильно влюблен. Ну, конечно, влюблен! По уши! Что же делать? Надо с кем-нибудь посоветоваться. Может, с Алексеем? Он в этих делах должен понимать.
Дождавшись, когда отец Мишки и Гришки в очередной раз явился понянчиться с ними, Гена с непривычным усердием помог ему укачать малышей, затем подсел к кровати, на которой лежал Алексей в обнимку с посапывающими близнецами и, замирая от волнения, сказал:
— Алексей, у меня к тебе есть разговор. Только поклянись, что никто никогда о нем не узнает.
— Раз ты просишь, — солидно ответил Алексей, — то само собой. Мое слово кремень. А в чем дело?
— Понимаешь, — Гена перешел на шепот, — я влюблен, ужасно влюблен. Просто не знаю, что делать.
— Это в Лену, что ли?
— Как ты догадался?
— Э, брат. Тут и догадываться нечего. Будь мне столько же, сколько и тебе, я бы тоже в нее влюбился. Такая девчонка, что ты! Тут и не захочешь, да влюбишься.
— Понимаешь, я ее ревную ко всем. Не могу видеть, как она с другими играет и разговаривает − хочется все вокруг расколошматить. Что посоветуешь?
— А что тут посоветуешь? Терпи. Радуйся, что вам пока еще по восемь. Вот через десять лет — тогда да! Тогда ты пропал.
— Почему пропал?
— Так ведь, когда ей восемнадцать стукнет, весь город будет по ней умирать. Тут кругом одни трупы будут валяться, помяни мое слово.
— А может, она в меня влюбится? Что для этого нужно? Я все сделаю, только скажи.
— Ничего, брат, ты не сделаешь. Любовь очень странная штука. Нельзя заставить себя полюбить, хоть тресни. Тебе остается только ждать и надеяться. Времени у тебя много. Попытайся стать лучше всех. Будь ей самым верным другом. Самым умным, самым добрым. Тогда она и дальше будет дружить с тобой. Но знай: в один прекрасный день она может встретить другого, и все твои усилия пойдут насмарку. Хотя ты парень видный, может, тебе и повезет.
— Значит, ничего нельзя сделать? Чтобы наверняка?
— Ничего. Ну, ступай, мне что-то вздремнуть захотелось. С пацанами за компанию.
Его слова не внесли в душу мальчика успокоения. Старайся, старайся, а она потом раз — и с другим. Но ведь впереди у них целых десять лет. В представлении Гены что десять, что сто лет, были неопределенно долгим сроком. За это время надо сделать так, чтоб она без него шагу не могла ступить. Он будет следить за ней, чтобы в нужную минуту сразу оказываться рядом. Будет помогать ей во всем. Защищать от всего плохого. И тогда, может быть, она оценит его и поймет, что с ним ей лучше, чем с другими.
А если нет? Если она не полюбит его? Если кто-нибудь другой займет место, к которому он так стремится? При этой мысли Гена чувствовал, как из глубины его души поднимается какая-то темная сила, с которой не сможет справиться никто, даже он сам. Нет, не надо об этом думать. Он уже большой, он все понимает, он станет самым лучшим — лучше всех. И она полюбит его.
Теперь все свои переживания Гена прятал внутри себя. Внешне он стал спокойнее, не задирался и старался не слишком часто бегать к Туржанским. Иногда он не заглядывал к ним по нескольку дней, выжидая, когда Лена сама позовет его играть. И Ольга успокоилась, решив, что у мальчика появились новые друзья и привязанности.

 Отправлено: 28.08.10 16:50. Заголовок: Помнишь ли обо мне. Отрывок № 15 из романа "Одинокая звезда"

Приближался Новый год. В институте традиционно отмечали его сначала на кафедрах, затем всем институтом в актовом зале, где ректор раздавал премии и грамоты, после чего все усаживались за праздничные столы.
Но задолго до самого праздника каждая кафедра отмечала его в удобное для большинства сотрудников время — и это время было, как правило, рабочим. В какой-нибудь аудитории накрывали столы, расставляли бутылки и тарелки с угощениями — и начиналось пиршество. Время от времени в аудиторию забредали студенты в поисках нужного преподавателя — ведь это была пора зачетов. Их возмущенно выпроваживали и запирали дверь. В нее вскоре начинали барабанить жаждавшие "срубить хвост", выводя празднующих из себя.
Ольга была последовательной противницей таких возлияний. Поэтому она сразу предупредила своих сотрудников, что в рабочее время ничего подобного у них на кафедре не будет. Если есть желание собраться своим коллективом — пожалуйста, можно у кого-нибудь дома или в кафе.
— Почему другим можно, а нам нельзя? — недовольно спрашивали ее коллеги, наблюдая, как на кафедру механики протащили ящик водки и корзинку с шампанским.
— Потому что у них другой заведующий кафедрой. Он разрешает, а я нет, — упрямо отвечала она. — Не будем позориться перед студентами, дыша на них перегаром. Ведь многие из вас потом остаются на консультацию или принимают зачеты. В конце концов, будет общеинститутский вечер. Давайте там соберемся за своим столом. Можно будет сдвинуть отдельные столики и славно повеселиться.
Так они и сделали. Вечер прошел замечательно. За большие успехи в учебной и научной работе ректор вручил профессору Туржанской денежную премию и грамоту. Грамоты и благодарности получили и другие сотрудники кафедры.
После торжественной части все устремились в зал. Там вокруг огромной елки были расставлены столики с шампанским и нехитрыми закусками. Математики быстро сдвинули столы, достали бутылки и собственное угощение, приготовленное заранее, и на зависть остальным дружно принялись пировать и веселиться.
Когда другие столики опустели, у них еще было полно закуски и выпивки. Время от времени какой-нибудь страждущий приближался к их компании, завистливо поглядывая на столы. Тогда ему милостиво разрешали выпить и закусить, за что тот должен был спеть песенку или рассказать анекдот. Так сотрудники других кафедр устроили им бесплатный концерт. Правда, анекдоты были разной степени свежести и приличия, но народ так искренне хохотал, что Ольга махнула рукой. Пусть люди веселятся — в конце концов, здесь все взрослые.
Потом начались танцы. И сейчас же Ольгу, собравшуюся было незаметно исчезнуть, пригласил на танго Гарик Лисянский. Отказывать при всех было неудобно, и она согласилась, о чем очень скоро пожалела. Во время танца, длившегося долго, Гарик не сводил с нее влюбленных глаз. В них сквозила такая тоска, что Ольга искренне посочувствовала бедняге.
— Гарри Станиславович, не надо! — жалобно попросила она. — Вы женаты, а я люблю своего мужа. Поэтому у нас с вами ничего, конечно, быть не может. И не прижимайте меня к себе так сильно — мне это неприятно.
— Но он же давно умер. — Гарик погрустнел. — И потом, я ведь вам не очень докучаю, Ольга Дмитриевна. Оставьте мне надежду. А вдруг ваши чувства когда-нибудь изменятся?
— Я его люблю до сих пор. Поймите, он для меня живой. А пока я его люблю, другие мужчины для меня не существуют. Ведь у меня только одно сердце.
Наконец музыка отзвучала, и неприятный для нее диалог прекратился. Дождавшись удобного момента, Ольга тихонько выскользнула из зала. Удачно поймав такси, она с наслаждением упала на заднее сиденье — и вскоре была дома.
Там Лена с Геной наряжали елку. Из-за тесноты у Светланы ставить ее было негде, поэтому праздник обе семьи решили встретить у Туржанских.
Перед прошлым Новым годом Отар передал с оказией в Ленинград большую, в двух уровнях, коробку немецких елочных украшений. Таких красивых игрушек Гена никогда не видел. Там были обвитые сверкающими нитями шары, переливающиеся всеми цветами радуги сосульки, нарядная Снегурочка, Дед Мороз с мешком подарков, обсыпанные блестками шишки и другие чудесные игрушки. Все это великолепие венчала потрясающая верхушка в виде разноцветной пирамидки с крошечными колокольчиками, издающими серебряный звон. Каким-то чудом им удалось при переезде ничего не разбить.
Гена дрожащими пальцами привязывал к очередному сокровищу зеленую ниточку, а Леночка, обходя елку вокруг, старалась повесить его на самом видном месте. Когда дошла очередь до золотого в звездах шара, выдержка изменила Гене. Со словами: — Лена, смотри, как он сверкает! — Гена поднял шарик повыше, и тот, выскользнув у него из рук, покатился по ковру. От ужаса мальчик закрыл лицо ладошками, но... ничего не случилось — хрупкий шарик остался цел.
— Гена, если ты будешь так бояться, то точно что-нибудь разобьешь, — укорила его Леночка. — Елочные игрушки всегда бьются — ничего страшного. Я столько их перебила, пока была маленькая. Но мама меня никогда за это не ругала. И тебя никто ругать не будет, если разобьешь одну − две. Ты ведь не нарочно.
После этих слов пальцы у Гены перестали дрожать, и дело пошло веселее. Ольга включилась в процесс, и вскоре елка предстала перед ними во всей красе. Алексей принес близнецов — для них зажгли гирлянду. Открыв рты, Гришка и Мишка изумленно смотрели на сверкающее деревце, и разноцветные огоньки отражались в их глазах.
Поздно вечером, когда Леночка уже спала, Ольга, накинув на плечи теплый платок, вышла на лоджию, открыла окно и долго стояла, вдыхая холодный воздух. Ни одной звездочки не было видно, лишь низкие серые облака. На голых ветках дерева, освещенного фонарем, сидели нахохлившиеся воробьи.
— Серго! — мысленно произнесла она, глядя в зимнее небо. — Там, где ты теперь, помнишь ли обо мне? Ты верил в ту жизнь, по другую сторону бытия. Ты учил меня верить в нее. Так есть ли она? И встретимся ли мы когда-нибудь в той стороне? Или смерть превратит нас в прах — и с нею все кончится? Ну подай мне какой-нибудь знак, хотя бы покачай вон той веточкой. Если можешь.
По вершинам деревьев прошел неведомо откуда налетевший ветер. Он раздвинул низкие облака, и над самой крышей пятиэтажки напротив своего дома Ольга увидела ярчайшую, похожую на далекий фонарь одинокую звезду. Она знала эту звезду. Это была Венера — богиня любви.
Он подал мне знак, подумала она. Я поняла тебя, Серго. Знай, наша любовь не умерла, она жива. Она воплотилась в нашу дочь и перейдет от нее к ее детям — нашим внукам, а от них — к их детям, затем — к их внукам и правнукам. И в них, наших потомках, она будет жить вечно.

 Отправлено: 29.08.10 12:27. Заголовок: Месть Гены. Отрывок № 16 из романа "Одинокая звезда"

Ирочка Соколова изо всех сил тянулась за ними, стремясь получать одни пятерки. Дома от нее требовали только отличной учебы, но она давалась девочке с большим трудом. Ведь на фоне успехов Гены и Лены, учившихся играючи, успехи Ирочки выглядели куда скромнее. А учителя, выставляя оценки, невольно сравнивали ответы детей, - и после блестящего Леночкиного решения очередной задачки получить пятерку было значительно труднее. Поэтому, поплакав еще над одной четверкой, Ирочка до одури снова решала и решала, пока у нее не начинала раскалываться голова. И только в крайних случаях, когда назревала контрольная, а материал так и не был до конца понят, она обращалась к Лене за помощью, - в душе ненавидя свою помощницу.
Гена видел Ирочку насквозь. Он остро чувствовал отношение людей к Леночке и потому презирал все Ирочкины уловки.
— Да пошли ты ее подальше! — убеждал он свою подружку. — Ты ей объясняешь, а она за твоей спиной тебе же рожи корчит. Да-да, я сам видел. Погоди, она тебя еще отблагодарит за все хорошее. Дождешься! Такую пакость устроит, что будешь только руками разводить.
— Гена, ну что ты говоришь! С какой стати она будет устраивать мне пакости? — возмущалась Лена. — Да даже если ты и прав, все равно я буду ей помогать. Иначе, как это будет выглядеть? Она ко мне обращается, а я ей... что должна сказать? Иди подальше, потому, что ты меня не любишь? Или что Гена тебе не доверяет, да?
И все-таки Гена оказался прав, еще и как прав. Ирочка в полной мере “отблагодарила” отличницу Джанелию-Туржанскую за все хорошее, что та для нее сделала.
Эта история случилась в седьмом классе и наделала много шуму не только в их школе, но и за ее пределами. Городской отдел народного образования проводил плановую проверку успеваемости школьников. В их школе проверяли знание математики, чему семиклассники были несказанно рады. Ведь у большинства ребят этот предмет был любимым.
Контрольную проводили представители гороно — учителя из других школ. Их учительницу даже в класс не допустили. Каждый ученик получил билет с заданием. Для ответа им раздали листы с печатью гороно. Разговаривать и смотреть в работу соседа под угрозой двойки строго воспрещалось. Словом, все было очень серьезно. На кону стояла честь школы.
Гена и Лена первыми сдали свои работы, поэтому их ответы оказались в самом низу стопки листков, положенных на стол одноклассниками. Все ребята уже вышли из класса, когда Ирочка вдруг заявила, что, кажется, забыла подписать свой листок. Это заявление заставило Гену насторожиться.
Ирочка вернулась в класс, когда учительницу зачем-то вызвали в коридор. Правда, пробыла там Ирочка недолго - но Гена поймал ее победный взгляд, брошенный украдкой на Лену. И сразу нехорошее предчувствие закралось ему в душу.
В начале следующего урока Лену вызвали к директору. Ее листа с ответами в стопке не оказалось. А ведь их предупредили, что отсутствие работы оценивается двойкой. Двойка по математике у круглой отличницы, победительницы олимпиад, гордости школы Джанелии-Туржанской — это была сенсация!
Растерянная Леночка твердила, что работу сдала, причем сдала первой. Другие ребята это подтвердили. Гена клялся и божился, что, сдав работу вторым, положил свой лист с ответом на лист Лены. К сожалению, учительницы, проводившие проверку, никого из ребят не запомнили и потому подтвердить их слова не смогли. Или не захотели.
Напрасно их учительница доказывала, что девочка блестяще знает предмет и совершенно не умеет лгать. Она привела пример, когда на контрольной в пятом классе Леночка, записывая ответ, случайно ошиблась в знаке. И узнав, что работа оценена на пятерку, сама указала учительнице на свою ошибку, настояв, чтобы ей снизили оценку. Но доводы их учительницы не возымели действия — Лене поставили двойку.
Леночка спокойно отнеслась к случившемуся. — Двойка так двойка, — сказала она учительницам, — я не прошу ее не ставить. Но дайте мне возможность сейчас здесь, в вашем присутствии, ответить на любой билет. Хочу, чтобы вы составили верное представление о моих знаниях. Очень вас прошу!
Те сначала ни в какую не соглашались. Но, когда к просьбе девочки присоединился директор школы, учительницы, немного посовещавшись, сдались - предупредив, однако, что это ничего не изменит.
Леночка быстро справилась с новым заданием. Положив на стол перед комиссией лист с ответами, она поблагодарила всех и вернулась в класс. Через некоторое время туда пришел директор и объявил, что инцидент исчерпан - проверявшие оценили работу Лены пятеркой.
Все были довольны — только не Гена. Дикая ярость душила его и требовала выхода. Необходимо было Ирочке отомстить, и отомстить жестоко - но так, чтобы никто не заподозрил его в этом. Иначе можно было вылететь из школы, а ему этого совсем не хотелось. Поэтому он удержался от желания дать Ирочке понять, что ему все известно, и приступил к нанесению ответного удара.
Задумка его была проста в исполнении и должна была опозорить Ирочку на все времена. Гена взял половинку тетрадного листа и черным фломастером крупными печатными буквами написал: Я ИРОЧКА, В ЖОПЕ ДЫРОЧКА. Затем, лизнув марку, приклеил этот листок к ее нижней половинке. Оставалось, улучив удобный момент, лизнуть верхнюю половинку марки и незаметно прилепить плакатик к Ирочкиной спине. Эту акцию он успешно проделал на большой перемене.
Покрутившись по спортплощадке, чтобы его все успели заметить, Гена обеспечил себе алиби, после чего подкрался к Ирочке, увлеченно читавшей в одиночестве стенгазету. Там расхваливали ее выступление в школе бальных танцев, поэтому Ирочка перечитывала заметку на каждой переменке. Тенью скользнув мимо нее, он осуществил задуманное. Через мгновение Гена снова носился по спортплощадке, громкими криками привлекая к себе внимание.
Впечатление, произведенное этой акцией на всех учеников школы — от малышни до старшеклассников — превзошло его самые сладкие ожидания. Первыми надпись на спине Ирочки прочли вездесущие третьеклассники. Они с хохотом ходили за ней всю перемену, созывая все новых и новых зрителей. Вскоре за Ирочкой следовала уже целая толпа. В толпе наблюдалась ротация — одни, нахохотавшись, убегали, другие подбегали, но толпа только росла.
Обозленная Ирочка, ничего не понимая, безуспешно пыталась бросаться с кулаками на насмешников. Наконец, спасаясь от ржавших мальчишек, она с ревом влетела в учительскую - и только тут стала ясна причина столь бурного веселья. Плакатик отклеили и немедленно приступили к расследованию.
Было ясно, что это чья-то месть, потому что такую чудовищную гадость простой шалостью объяснить невозможно. Ирочку с пристрастием допросили, за что ее могли так наказать. Она краснела и бледнела, но клялась, что ни в чем не замешана.
На первый урок следующего дня явился директор, а следом вошли зареванная Ирочка и ее отец.
— Я хочу знать, кто это сделал, — сказал директор, испытующе глядя на притихших семиклассников. — Я очень хочу это знать. Я уверен: тот, кто это сделал, находится здесь. Понимаю, что он будет молчать даже под пыткой. Но я не буду его пытать, я взываю к его гражданскому мужеству — не прячься за спины товарищей, не заставляй подозревать невиновных. Сознайся и попытайся объяснить свой поступок. Будь мужчиной! Я даже обещаю, что ничего тебе не сделаю, — я только посмотрю в твои глаза.
Ага, сейчас, - подумал Гена. Так я тебе и признался.
Класс молчал. И тут Ирочка не выдержала.
— Я знаю, знаю, кто это сделал! — закричала она, указывая на Лену. — Это все она, она! Это она, я знаю!
— Что ты, Ира? — почему-то шепотом спросила Леночка, поднимаясь. — Зачем бы я это делала? Меня вообще на большой перемене не было — я была у врача.
— Ты думай, что говоришь! — возмутился Саша Оленин. — Совсем сдурела? Нашла кого подозревать — Ленку. Да чище ее никого в школе нет! Не суди по себе — она на такое не способна.
После его слов Ирочка зарыдала еще сильнее.
— Тогда этот ее урод! — вдруг выкрикнула она, сверкнув глазами. — Это Гнилицкий! Я точно знаю — это он, он! Он мне отомстить хотел — я догадалась!
— Я всю перемену был на спортплощадке, — спокойно среагировал Гена, — кого хочешь, спроси. А за урода отдельно ответишь.
— Вот видите! — взвизгнула Ирочка. — Это он, он! Он сам подтвердил, сказал, что еще за урода отвечу. Значит, это он мне отомстил!
— За что? — сурово спросил Саша. — Что ты натворила, признавайся. Это ты Ленкину контрольную сперла?
— Она, она, — подтвердил Гена, — а кто же еще. Она же на переменке в класс заходила, когда там никого не было. Якобы забыла свою работу подписать. Это ее “спасибо” Лене, что та ей вечно помогала пятерки получать.
— Ты тоже в нее... — снова зарыдала Ирочка, обращаясь к Саше. — А я тебя так... Вы все в нее... Ненавижу! — И обливаясь слезами, она выскочила из класса. Следом молча вышел ее отец.
— Значит, это твоих рук дело? — Директор посмотрел на Гену.
— Так я же был на спортплощадке, — не моргнув глазом, ответил тот. — Кого хотите, спросите, Никита Сергеевич. Что вы сразу на меня? Всю перемену я там был.
— Он был, был, — поддержали его одноклассники, — правда, был, Никита Сергеевич. Он нападающим был — мы в футбол играли. Он никуда не уходил с самого начала.
— Да уж, уход нападающего трудно не заметить, — задумчиво согласился директор. — Что ж. Похоже, это преступление — а иначе я его назвать не могу — останется нераскрытым. Но знайте: тот, кто такое сделал со своей одноклассницей, — даже если она виновата в чем вы ее подозреваете — я подчеркиваю: даже если она виновата, это страшный человек! Ради достижения своей цели он пойдет на все. Остерегайтесь этого человека, ибо его жертвой в следующий раз может стать любой из вас.
И тяжело вздохнув, директор вышел из класса.
— Ну-ка признавайся: это твоя работа - с Соколовой? — спросила Лена Гену по дороге из школы.
— Ты же слышала, я всю перемену был на спортплощадке. — Гена посмотрел куда-то в небо. — Ребята подтвердили.
— Ты, Гена, хитрый, — не отставала девочка, — мог кого-нибудь из малышни подговорить. Дай честное слово, что не ты.
— Пятьдесят на пятьдесят, — быстро произнес Гена.
— Что-что? Я не поняла. Что ты этим хочешь сказать?
— Может, я, а может, нет. Равновероятно.
— Не увиливай! Или ты, или не ты — это и так ясно. Ответь однозначно: ты или не ты?
— Не отвечу! Пусть это останется тайной. Она получила, что заслужила. Теперь долго будет помнить. На ее подлость может найтись в сто раз худшая подлость, которую сотворят с ней самой.
— Но почему ты думаешь, что работу стянула она? А вдруг не она?
— Я не думаю, я знаю. Это точно она! Я видел ее рожу, когда она выходила из класса. Как она на тебя посмотрела — злорадно. Я тебе говорю: это она! Можешь не сомневаться.
— Почему же ты сразу не поднял тревогу? Не сказал об этом учителям, директору? Обыскали бы ее портфель, парту, класс, наконец. Если работа была у нее, то нашли бы.
— Она не такая дура, чтобы прятать в парту или портфель. Слишком быстро вышла. Могла сунуть под юбку. Кто бы там у нее искал? И даже если бы нашли, ничего бы ей не было. “Ах, это мне подсунули! Ах, я нечаянно захватила — не заметила, как!” Отвертелась бы. А теперь всю жизнь не отмоется! До конца своих дней помнить будет.
— Гена, ты страшный человек — директор прав. Я тебя начинаю бояться. — Лена даже остановилась. — Похоже, ты не побрезгуешь ничем, чтобы добиться своего.
— Вот уж кому не надо меня бояться, так это тебе! — Его взгляд был столь красноречив, что она отвела глаза. — И потом, кто тебе сказал, что это я? Я был в это время на спортплощадке. И все! Хватит об этом.
— Гена, не сердись. Спасибо, конечно, что ты обо мне так заботишься, — извиняющимся тоном сказала Лена. — Просто, я не хочу, чтобы ты из-за меня влипал во всякие истории. Но я знаю, ты — настоящий брат!
— Не брат! — Гена посмотрел ей прямо в глаза. — Детство кончилось, Лена, и ты это знаешь. Дело совсем в другом.
— Ладно, ладно! — примиряюще заговорила девочка. Ей совсем не хотелось уточнений, кто кому и кем теперь является. — Ты к себе или ко мне? Завтра сочинение надо сдавать. Ты написал?

 Отправлено: 29.08.10 12:29. Заголовок: Трагедия в 7 классе. Отрывок № 17 из романа "Одинокая звезда"

Когда Лена рассказала Ольге о происшествии с Ирочкой, та помрачнела. Она ни на минуту не засомневалась, что это дело рук Гены. Упорство, с которым он опекал ее дочь, с одной стороны, заслуживало самой глубокой благодарности — ведь когда Гена был рядом с девочкой, за нее можно было не беспокоиться. Но с другой стороны, эта бесконечная преданность вызывала у Ольги острую тревогу.
— Но, мамочка, все ребята подтверждают, что Гена все время был на спортплощадке. Может, это дело рук хулиганствующей малышни? — возражала Леночка. — Мне кажется, Гена на такое не способен.
— Если бы не происшествие с твоей контрольной, — не соглашалась Ольга, — я бы тоже так подумала. Но этот случай все ставит на свои места. А насчет способностей Гены - не сомневайся, он и не на такое будет способен. Из-за тебя. Когда постарше станет. Леночка, умоляю, будь с ним осмотрительной, держи на дистанции, не подпускай слишком близко. Ты меня понимаешь?
— Но, мама, Гена никогда не причинит мне зла! Кому другому — сколько угодно, только не мне. Он же меня боготворит. И потом, я без него иногда чувствую себя просто беспомощной. Мы недавно с Мариной пошли в городскую библиотеку - только в ее читальном зале была нужная книга. Как мы обратно добирались — целая история. Сначала к нам прицепились два жутких типа. Стали с двух сторон и начали: “Пойдемте с нами, заиньки, повеселимся!” Мы говорим: “Нам домой надо”. А они: “А мы вас проводим — узнаем заодно, где вы живете”. Идем - и думаем, как бы удрать. Тут навстречу целая компания таких же. Нас увидели — и давай приставать. Эти типы им говорят: “Это наши девушки!” А те им: “Были ваши — будут наши!” Пока они препирались, мы как дали деру! И тут навстречу Гена. Все! Дальше до дому мы дошли спокойно.
— Лена, Гена тебя любит. По-настоящему. Как мужчина. Ты понимаешь это? Так без конца продолжаться не может. Когда-нибудь тебе придется ответить на его чувство или... если ты не ответишь, я боюсь даже думать, что будет. Тебе надо потихоньку от него отдаляться.
— А как? Как я от него отдалюсь, если мы сидим за одной партой и живем в одном подъезде? И потом, я привыкла к нему. Всю жизнь я видела от него только хорошее. И он ни разу мне не объяснился в любви, в отличие от многих.
— Гена сильный человек, он умеет держать себя в руках. Прекрасно понимает, что время не пришло. Погоди, еще объяснится. Вот как ты тогда будешь выкручиваться, не представляю.
— А может, я сама в него влюблюсь? А почему нет? Он мне нравится, мне с ним легко. Не то что с некоторыми. Он лучше всех ребят, которых я знаю. Самый умный, самый сильный, самый верный. Мне с ним интересно. Он так много знает и на все имеет свое мнение. Ни под кого не подлаживается. Нет, мамочка, напрасно ты беспокоишься. Я буду с ним дружить, как дружила.
— Ну смотри! Конечно, если и ты его когда-нибудь полюбишь, — а я молю Бога об этом! — тогда все станет на свои места. Но если нет!
— Ладно, поживем — увидим. Мы еще только в седьмом классе. Хотя, как говорится, любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь. Слышала, что в седьмом "Б" приключилось?
— С Лизой Чалкиной, что ли? У которой беременность четыре месяца? Слышала, на родительском собрании говорили.
— И что ты об этом думаешь?
— Рановато, конечно. Хотя в прежние годы считалось, пятнадцать лет - самый возраст невест. Она девочка крупная, развитая. Ромео и Джульетта вон в четырнадцать лет влюбились и даже обвенчались. Надеюсь, вы не стали на нее пальцем показывать?
— Я нет, а наши все ее осуждают. Вся школа знает о ее позоре. Она уже на уроки перестала ходить от стыда — все классы бегают на нее смотреть.
— Стыдно должно быть им, а не ей. С ней случилось несчастье. Или, наоборот, счастье. Но это только ее касается и того парня. Если беременность больше четырех месяцев, надо рожать, - иначе на всю жизнь можно лишиться радости иметь ребенка. Не знаю, как там обернется, но взрослые должны ей помочь. К сожалению, я не заметила у учителей готовности помочь девочке. Только предупредили нас, чтобы за вами лучше присматривали. Чтобы больше подобное не повторялось.
— Мамочка, она теперь не будет учиться в школе? Ее исключат, да?
— Да, в очной школе девушке, имеющей ребенка, учиться почему-то не разрешается. Придется ей перейти в вечернюю школу. Но там учат только тех, кто работает. А кто ж ее возьмет на работу в таком положении? Ситуация сложная — даже не знаю, что тут можно посоветовать.
— Мама, говорят, ее парень в другой школе учится, в десятом классе. Чуть ли не отличник. Его родители во всем Лизу обвиняют. Мол, если бы она не захотела, ничего бы не было.
— Но если бы он не захотел, тоже ничего бы не было. Почему же они только ее обвиняют? Это чистой воды ханжество. Сыночка стремятся выгородить.
— Ну да. Он же почти отличник — на химфак в университет собирается. Победитель городской олимпиады по химии.
— Вот поэтому они так себя и ведут. Боятся, что ребенок будет ему помехой в учебе. А о том, что это их родной внук, не думают. Просто, бессердечные люди — его родители!
Через три дня, придя с работы, Ольга с ужасом увидела рыдающую Лену. Ей никогда еще не приходилось видеть, чтобы дочь так горько плакала.
— Доченька, что случилось? — присев перед девочкой, дрожащим голосом спросила она. — Не плачь, родная, я с тобой — мы вместе с любой бедой справимся.
— Мама, они отравились. Лиза насмерть. А его пытаются спасти. Но говорят, весь пищевод сожжен — все равно калекой на всю жизнь останется. Он же был влюблен в химию, знал, чего и сколько надо выпить, чтобы умереть. Мамочка, какой ужас! Как мне их жалко! Лизочку завтра будут хоронить. Я думала, уроки отменят, чтобы мы могли ее проводить на кладбище. Нет, ничего подобного. Но мы все договорились, что на уроки не пойдем, ; все седьмые классы. Всех же не исключат? Но даже если и исключат, все равно пойдем.
— Видишь, Лена, как надо бережно относиться к людям в такой ситуации. Представляешь, какой мрак был у них на душе, когда они на такое решались. Значит, им не к кому было обратиться за поддержкой. Наверно, все от них отвернулись. Бедные ребятки! Доченька, запомни: дороже жизни нет ничего. Ничего! Нет и не может быть причины лишать себя жизни. Это страшный грех! Помни, какая бы беда с тобой ни случилась, — не дай, Бог, конечно! — у тебя есть мама, которая тебе всегда поможет. Во всем.
— Я знаю, мамочка. — Леночка вытерла слезы и глубоко вздохнула. — Как ты думаешь, мы правильно решили? Может быть, родителям Лизочки будет немножко легче, если они нас всех там увидят?
— Вряд ли им будет легче. Им теперь всю жизнь казниться, что не поддержали дочь в ее беде. И родителям того мальчика. Но вы решили правильно. Я сейчас схожу в школу. Думаю, директор, да и учителя еще не разошлись - раз такое несчастье. Попробую их убедить в вашей правоте. Никита Сергеевич, вроде, добрый человек и грамотный педагог — он должен понять.
Как Ольга и предполагала, все учителя были на месте, пребывая в крайне подавленном состоянии - ведь никто не ожидал такого трагического исхода. Они считали, что поступают правильно, осуждая легкомысленную ученицу — чтобы другим было неповадно. Но что влюбленные могут избрать такую крайнюю форму протеста, им и в голову не приходило. Молча выслушали они Ольгу. Заверили, что никто детей наказывать не будет. Более того, Никита Сергеевич пообещал сам пойти с ними на кладбище и у гроба девочки попросить у нее прощения.
Случившееся надолго выбило ребят из колеи. Все они как-то сразу повзрослели. Понадобилось немало времени, чтобы учебный процесс вошел в привычное русло. Главный вывод, сделанный ребятами из этой истории, — не подталкивай падающего, не руби с плеча. Беда может случиться с каждым, а человека в беде надо прежде всего пожалеть и поддержать.

 Отправлено: 29.08.10 12:31. Заголовок: Гена в роли Амура. Отрывок № 18 из романа "Одинокая звезда"

В то время уже весь их 10 "А" пылал на кострах любви. Все были тайно или явно влюблены друг в друга. Лишь Шурика Дьяченко и Шурочку Пашкову еще не пронзили стрелы крылатого проказника. И тогда роль Амура взял на себя Гена. - Они у меня живо влюбятся друг в друга, - обещал он хохочущей Лене, - ишь чего выдумали - не влюбляться. Все, значит, только о любви мечтают, а они одни - об уроках. Хитренькие! Лучше всех учиться хотят.
- Шурик, - заговорщически прошептал он на переменке приятелю. - Я тебе такое скажу! Только поклянись, что никому.
- Клянусь! - охотно согласился Шурик. - Никому. А что за тайна?
- Шурка в тебя втрескалась. По уши! Сама девчатам призналась, а я подслушал. Только ты смотри меня не выдай! Ты же обещал.
- Пашкова? - с сомнением уточнил Шурик.
- Она самая. Так и есть, не сомневайся.
- Что-то не похоже. Она на меня и не смотрит.
- Потому и не смотрит, что влюблена. Глаз на тебя не поднимает. Ты понаблюдай - она же вообще в твою сторону взглянуть боится. А когда ты смотришь на нее, так она глазки опускает и вся краснеет. Пожалел бы девчонку - пригласил бы в парк или еще куда. Есть у тебя совесть?
Нашептав Шурику с три короба, Гена незамедлительно нашел Шурочку и, взяв ее под локоток, увлек в укромный уголок под лестницу.
- Шура, у тебя совесть есть? Или хотя бы чувство жалости к страданиям товарища? - строго спросил он девочку.
- Есть, - испуганно ответила Шурочка, теребя свою роскошную косу - предмет зависти всех девочек школы. - А кого надо пожалеть?
- Как кого? Ты что - до сих пор ничего не знаешь?
- Нет. А в чем дело?
- Да уже весь класс знает, одна ты в неведении. Что Дьяченко в тебя влюблен. По уши! Ты заметь, как он на тебя поглядывает. Нельзя же до такой степени ничего вокруг себя не видеть. Так и свое счастье упустишь - а потом локти кусать будешь.
- Гена, ты шутишь? Дьяченко? В меня? Да он на меня и не смотрит!
- Ты просто не замечаешь - вечно ходишь, уткнувшись в учебник. Посмотри внимательнее. Хоть улыбнись бедняге. Нельзя же быть такой жестокосердной.
- Теперь наблюдай, - сказал Гена Лене, вернувшись в класс, - как любовь будет расцветать прямо у тебя на глазах. Как тюльпанчик!
Сразу после перемены на уроке истории они заметили, как Шурик и Шурочка стали перебрасываться заинтересованными взглядами. Чтобы не засмеяться, Гена вынужден был прикрыть рот ладонью и не смотреть в их сторону. Лена не скрывала своего интереса к зарождению большого светлого чувства, но они ее интерес поняли по-своему. На их счастье Гену вызвали к доске, иначе он точно прыснул бы и все испортил. Пока Гена отвечал, пока получал оценку, пока шел на свое место, большое и светлое чувство настолько окрепло, что уже ничто не могло помешать ему расцветать дальше.
После уроков Дьяченко и Пашкова быстренько смылись и прямиком направились в парк, где их, прижавшихся друг к другу на скамеечке, и застукали одноклассники. Впрочем, эта внезапная любовь никого не удивила. Ну сколько можно быть белыми воронами? Вот и они стали такими же, как все. Гениными стараниями.